- Иди, иди. Служи солдат, а там поглядим.
Оставшись один, замполит облокотился локтями о стол, прикрыв глаза руками вздохнул:
- Бред конечно. Но…, но разобраться нужно.
13. Сон четвертый. Отпор.
Лампа дневного света, напрягаясь из последних сил - мерцала, отрабатывая последние часы своего существования.
- Играет на нервах, - процедил сквозь зубы старший сержант Тарасюк, кивая на светопреставление, - Как на барабане играет собака. Неделю как заявку подал. Можно подумать - сами лампы, лепят? Стекло там, дуют, газом заполняют? Труда то - заявку принял, на складе получил, принес и поменял. Все, что требуется, господа - товарищи. Сделай Тарасюк – то, сделай Тарасюк – се, я птицей лечу, а меня как коснется – сдулись, вот она «сучность» человеческого бытия….
Тарасюк как всегда, гундел без пауз между словами, волынкой изливая слова, через тонкие губы - тягуче, напрягая у окружающих мозг. Он как крючком, цеплялся за извилины и тянул, тянул, разматывая клубок терпения. При этом он тряс своей густой, кучерявой шевелюрой и его лицо похожее на сурка с серой кожей, недовольно морщилось. Постоянно раздражаясь по поводу и без, он, считал своей святой обязанностью тыкать всех носом в неидеальность мира, недоделанность и как он считал - тупость всего человеческого рода. Все два года он служил в «учебке» города Ялуторовска, и попил немало крови у проходивших там, полугодичную службу солдат в коих рядах был и Ипатов.
На горизонте маячил дембель, и он становился все невыносимее, прямо пропорционально оставшимся дням службы.
Старший сержант, сидел, развалившись в потертом кресле из кожзаменителя, в хозяйственной комнате и наблюдал, как Крылов - отслуживший всего два месяца, колдовал над его дембельской формой.
Крылов был неказистым и нескладным малым - напоминая гнома переростка, он смешно суетился, орудуя иглой и нитками, создавая из стандартной гимнастерки произведение искусств. Он постоянно морщил лоб и шмыгал большим носом, негармонично сидящим на его лице.
- Ты тут, еще маячишь в такт этой долбаной светомузыки, - продолжал тянуть нервы старший сержант. - Устроил тут, дискотеку. А? Крылов? Ты, случаем не танцор диско? Что-то в твоих движениях просматривается классика. Хотя, нет. Ты же Крылов. Басни - твоя стезя.
Крылов молчал, он только усерднее принялся за работу, втянув голову в воротник. Зная заскоки сержанта, он чувствовал, что добром это не кончится.
- Не. Я не понял. Игнор, полный? Я тебя спрашиваю или тут еще, кто то есть? Ау. Ты басни знаешь?
- Работы много. Я стараюсь, - извиняющимся голосом пропел работник, вдевая нитку в иголку. - Отбой уже был. Рано подъем, а работы тьма.
- Выспишься Крылов. Два месяца уже отбрякал, не за горами дембель, - разрядился, сдавленным смехом, Тарасюк и продолжил. - Давай ка лучше басню. Хорошо расскажешь, отмажу от наряда, весь день в твоем распоряжении - будет время кроить и шить.
- Не знаю басен. Ей богу, не знаю.
- Так ты Крылов или не Крылов? В школе не учился? Хорошо - я тебя научу, слушай:
"Идет мартышка у воды.
Очко туды, очко сюды,
А Крыладзе из воды:
- Ходы сюды, ходы сюды".
Вот так-то. Понял, а? Давай, повторяй, будешь ты у меня грамотным, а то получается - не настоящий ты Крылов, а деланый.
Чем сильнее чувствовалось дыхание гражданки, тем сильнее хотелось выть от тоски. От одной только мысли о демобилизации приводили в возбуждение старшего сержанта. Еще месяц два и воля: гуща событий, друзья, девочки. При осознании этого, время врезалась в пластилин и, увязнув в нем, с трудом и вальяжно продвигалась, не спеша, разрывая от негодования грудную клетку и сбивая дыхание от нетерпения, что побуждало совершать безумные поступки. Душа требовала зрелищ и, Тарасюк развеселился не на шутку.
- Сейчас, Крылов, организуем все в лучшем свете. А ты постарайся с выражением, на бис. Отрепетируем, и не стыдно будет тебя обществу представить. Будешь звездой каптерки в номинации лучшего басне - чтеца.
Грузная фигура, с ловкостью гиббона, соскочила с кресла. До этого момента, казалось, ни что не в силах поднять Тарасюка, и у Крылова, от неожиданности, бешено заколотилось сердце.
Подхватив табуретку, Тарасюк поставил ее перед опешившим Крыловым:
- Вот тебе подиум...
* * *
Свет неистово замигал, все чаще вспыхивая, набирая обороты, все ярче и ярче пока не превратилась в сплошной слепящий свет, пульсирующий голубым отливом, на миг ослепил и пошел на убыль, прорисовывая незнакомое окружение.