— Попросите свидетеля Глушаева, — сказал Новиков.
По рядам прокатился приглушенный говор. Дверь отворилась, и в зал широкими легкими шагами вошел Глушаев. Лицо его сияло неизменной улыбкой. Приближаясь к судейскому столу, он поглядывал по сторонам, добродушно кивал головой, пожимал руки знакомым. Казалось, весь зал был заполнен его друзьями.
— Ваше имя, отчество? — приступил к обычному опросу свидетеля Новиков.
— Мое? — Глушаев с комическим недоумением оглянулся на публику. — С утра был Григорием Маркеловичем.
По залу пронесся смешок.
— Свидетель, ведите себя серьезно! — строго предупредил его Новиков. — Вы перед народным судом.
— Виноват, — покорно склонил голову Глушаев.
— Где проживаете? Где работаете? Кем? — спрашивал Новиков.
Глушаев отвечал. Внешне он был серьезен, но едва заметные жесты и подчеркивание слов, которыми он сопровождал свои ответы, неизменно вызывали в зале смех.
— Расскажите суду, что вам известно по существу разбираемого дела, — сказал наконец после предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний Новиков.
— Извольте… Товарищи судьи! — Глушаев изобразил на лице печаль. — Костя Лукин… Да кто в городе и в поселке не знает Костю Лукина? Что в работе, что в веселье — не было у нас лучше парня. Нам, старикам, — Глушаев расправил плечи, — любо-дорого было смотреть на этого молодца. Уралец! Как отец его, как дед, как прадед! И вот где он теперь оказался… — Глушаев указал рукой на Лукина и, соболезнуя, покачал головой. — И за что же, за что мы его здесь судим?
— Товарищ Глушаев, не вы судите здесь Лукина, а народный суд, — прервал Глушаева Новиков.
— Виноват. За что его здесь судит народный суд? — поправился Глушаев. — Совершил ли он тяжкое преступление?
— Гражданин свидетель, ваша задача не речи произносить, а дать характеристику подсудимому, — снова прервал Глушаева Новиков.
— Характеристику? Извольте. Скажу коротко: был человек, а стал… — Глушаев выразительно помолчал, как бы не находя слов для того, чтобы определить, кем же стал Лукин. — И почему, позвольте вас спросить?
— Да, почему? — негромко произнес Трофимов.
— А потому, Сергей Прохорович, — улыбаясь Трофимову, как самому лучшему другу, ответил Глушаев, — что в один прекрасный в кавычках вечер он позволил себе чуть-чуть поучить свою молодую супругу.
— Прошу выбирать выражения, — сказал Новиков.
— Я и выбираю. Именно, чуть-чуть поучил. Мы на Урале, на северном, на суровом… У нас еще традиции живы…
В зале возник приглушенный шум.
— Конечно, — сокрушенно развел руками Глушаев, — хвалить Лукина не следует, но виной всему опять же наш уральский простой и суровый нрав. Гордость наша уральская — вот в ней-то все дело!
— Прошу присутствующих соблюдать тишину, — сказал Новиков. — Скажите, свидетель, что это за нрав такой уральский? Как вас следует понимать?
— Строптивость, гордость наша — вот что это такое, — пояснил Глушаев. — Ну, выпил, запоздал к обеду. Эка беда! Поверьте, все бы чудесно обошлось, не случись рядом посторонних свидетелей. Почему? А потому, что при людях мы горды очень. Жена с вопросом: где был? Муж с ответом: не твое дело. Жена: зачем пил? Муж: замолчи! Слово за слово, никто не уступает, — как же, станет вам уралец на людях жене уступать! А в результате — затрещина семейного типа.
— Как не стыдно! Заставьте его замолчать! — раздались в зале возмущенные голоса.
— Товарищ председательствующий, разрешите задать свидетелю вопрос, — приподнялся Трофимов.
— Пожалуйста.
— Скажите, свидетель, зачем вы все это нам сейчас говорили?
Трофимов насмешливо в упор смотрел на Глушаева.
— Зачем говорил? — гордо выпрямился Глушаев. — А затем, что я защищаю хорошего молодого человека.
— Вы действительно хотите ему добра?
— Конечно.
— Тогда ответьте мне: почему вы научили Лукина пить? Почему заставляли принимать участие в своих охотничьих поездках, которые начинались и кончались попойками?
В зале стало тихо.
— Лукин не маленький, — обошел вопрос Глушаев. — Не красная девица.
— Отвечайте, почему, работая у вас, он стал пить?
— Возраст подошел. Мы — уральцы…
— Ну и что же?
— Я хотел сказать, что от водки да от честной компании нос не воротим.
— Одно, — что вы хотели сказать, а другое, — что у вас получается.
— Что же у меня получается?
Под суровым взглядом Трофимова выражение лица у Глушаева начало меняться. Улыбки как не бывало, глаза стали внимательными, колючими.
— Мы, уральцы, пьем. Мы, видите ли, учим наших жен кулачной расправой. Мы на людях от гордости теряем всякое человеческое достоинство. Вот что у вас получается, гражданин Глушаев. — Трофимов перелистал лежавшие перед ним на столе бумаги. — Скажите, свидетель, где вы были в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое апреля?