Ида наотрез отказалась расставаться с нянькой и, страшно вращая глазами, пообещала, что если тронут Ниидт, она за себя не ручается.
Краснея и извиняясь, Сигги и Арика привели Иду за руку и оставили в доме кёнинга. Старуха, к слову, каким-то чудом уже оказалась там до их прихода и сидела на лавке, растягивая губы в неестественном оскале, очень отдаленно напоминавшем улыбку.
Следующей приемной семьей была племянница воеводы Ворта, многодетная Мор, имевшая репутацию заслуженной повитухи на десять деревень окрест, дальновидной матери, рачительной жены и кормилицы. К тому же она обладала поразительной способностью готовить обед из пяти блюд на десять персон (и смородиновый отвар!), одновременно развлекать детей загадками и песнями, а также знала, какую траву собрать с осени, чтобы зимой растереть в порошок и применять как седативное для мужа или слабительное для младенца.
Однако и здесь история повторилась, лишь с небольшим дополнением. Ида, видимо, для пущего эффекта, сразу отметелила двух старших сыновей Мор, посчитавших, что девчонка слишком много о себе возомнила, а должна бы беспрекословно подчиняться старшим и выполнять все их требования.
Когда разозлившийся Гурд пришел в дом приемных родителей, он был удивлён отнюдь не радостной улыбкой Иды и хмурыми, оплывшими от синяков и ушибов лицами братьев, а тем, что когда девчонка проходила мимо своих обидчиков, то чиркнула по шее рукой. После чего повернулась к Гурду и задорно ему подмигнула, гордо прошла на выход и ждала его уже на улице, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.
После того как закончился список родственников и близких друзей кёнинга, а страх за собственную жизнь, подогретый многочисленными и крайне преувеличенными слухами, перевесил страх перед гневом Гурда-Миротворца, отовсюду последовали отказы принять девочку на проживание. Кёнинг смирился и был вынужден поселить Иду и демоническую старуху в пустующий домик на краю южного склона деревни, резонно подумав, что если кто к ним и сунется, то сам виноват.
К этому моменту прошло одиннадцать месяцев, вернулся Хейдар — Младший сын, а Ида, лишенная излишней опеки и предоставленная сама себе, стала все чаще отлучаться из деревни на несколько дней.
Почти сразу, как только они с Ниидт переехали в собственный домик, Ида купила за местную валюту — прозрачные блестящие камешки — старую, но все еще крепкую лодку с небольшим рваным парусом. Камешки эти няня умудрилась каким-то чудом прихватить в памятную ночь, когда они покидали сожжённую деревню. Спустя какое-то время кёнинг со словами, что «это» собирал его сын лично, передал девушке мешок. Тот самый, что Хейдар поднял на борт корабля вместе с ней.
В большом и очень тяжелом мешке — чтобы втащить его в дом Иде пришлось позвать на помощь Ниидт — были уцелевшие личные вещи девушки: немного одежды, пара кожаных сапожек, мамины украшения и даже детские игрушки. А на самом дне обнаружился средних размеров сундучок, полный монеток и разнообразных камешков. По скромным подсчётам Ниидт, переданных средств должно было хватить на годы безбедного существования, но у девушки были другие мысли на этот счет.
Для того, чтобы не привлекая внимания, осуществить свой план, Ида нанялась в помощники к местным рыбакам: смолила лодки, штопала паруса, по мелочи чинила снасти и помогала обрабатывать улов.
Хотя поначалу рыбаки отнеслись к ней настороженно, что было не удивительно, если учесть, какие ходили о девочке слухи, Ида смогла заслужить их доверие. Она не гнушалась никакой работы и даже пару раз выходила одна наравне с мужчинами в море. К тому же она всегда была вежливой и не лезла с лишними расспросами, но только внимательно наблюдала или спрашивала по делу.
Так у Иды появилась возможность научиться ходить под парусом в море, а также получить из проверенного источника навигационную карту с подробными комментариями. Кроме того, ей хорошо платили, и она могла наконец-то тратить монеты и камешки из сундука, не особо таясь: всегда можно было сказать, что сама их заработала.
Через пару недель Ида настолько осмелела, что рискнула в одиночку добраться до своей сгоревшей дотла деревни, проплыть вдоль берега и вернуться назад. В следующий раз она вернулась сюда уже со старухой, провиантом и инструкциями: как подойти к западной бухте и как отплыть обратно. Про северную бухту никто из моряков и не слышал. Это убедило девушку, что Хейдар, сын Гурда, знает гораздо больше, чем говорит.
Однажды, когда девушка в очередной раз, захватив большую заплечную сумку с провиантом и вещами, привычно направилась вместе со старухой Ниидт к причалу рядом с южным склоном, Иду ждал неприятный сюрприз. Облокотившись на борт её лодки, совсем недавно заново просмоленной и выкрашенной в чудесный бирюзовый цвет, стоял Хейдар. Мужчина, опираясь на широкий борт локтями, казалось, пребывал в расслабленном состоянии. Вытянув длинные ноги, босой, в нательной рубашке с высоко закатанными рукавами, он со скучающим видом ждал, когда Ида наконец спустится с насыпи вниз.
Ида до сих пор не простила Хейдару того, как унизительно он с ней обошелся: таскал по полыхающей деревне, не дал проститься с погибшими родными и домом, а потом, ничего толком не объяснив, выбросил на новом месте, как слепого приблудного щенка, и, не сказав ни слова, уплыл. Посему этим погожим летним днём Младший сын был последним человеком, с которым она искала бы встречи.
Девушка тяжело вздохнула и, стараясь не подавать виду, спустилась к пристани и подошла к лодке:
— Здравствуй, Хейдар, малолетний ребёнок ,— намеренно коверкая слова и с акцентом поприветствовала его девушка, лучезарно улыбаясь.
— Смотрю, ты лодку покрасила под цвет глаз, и парус, поди, розовенький? — даже не удостоив её кивком головы вместо приветствия, лениво сказал Хейдар. — Зачем тебе лодка, Ида? Играла бы лучше в куклы, которые я тебе тогда собрал.
Хейдар вернул ей улыбку и продолжил:
— А еще лучше, если бы ты слегка повзрослела и научилась общаться с другими людьми, но, говорят, у тебя это как-то не особо выходит, или? — мужчина слегка приподнял светлую бровь.
Ида стиснула зубы. Как же она ненавидела эту его снисходительную манеру ухмыляться в бороду и кривить бровь. «Вот ведь мерзавец, всем видом показывает, что считает себя умнее всех остальных, — подумала девушка,— ну погоди, будет и в моем дворе праздник с хороводами…»
Ида, не переставая улыбаться, бочком подошла к лодке. Она уже представляла себе, как подденет так удачно вытянутые перед ней ноги и Младший сын, потеряв равновесие, навернется в песок или, что еще лучше, долетит до кромки воды…
Но Хейдар молниеносно поднялся и вытянулся во весь рост, чтобы посмотреть на нее сверху вниз и радостно сообщить:
— Что-то ты совсем не растешь, питаешься плохо, что ли? Хотя нет, вроде крепенькая, и даже местами округлилась, — он стал демонстративно разглядывать девушку со всех сторон.
Такого Ида уже стерпеть не смогла и, издав яростный вопль, кинулась на него с кулаками.
— Остынь, девочка, — Хейдар приподнял её за плечи и слегка встряхнул, приводя в чувство, — я пришел не зубоскалить, не драться, а помочь.
Видимо в подтверждение своих слов он расслабил лицо и улыбнулся.
Девушка замерла, как пойманная птичка, и согласно кивнула, но глаз не опустила и выдержала пристальный взгляд мужчины.
Младший сын усмехнулся в бороду, не выпуская свою добычу из рук, легко перенес девушку на борт и бережно поставил на дно лодки. Затем подсадил старуху, без особых усилий привычным движением оттолкнул лодку от берега и запрыгнул сам. Присев у руля, открыл Идин мешок, посмотрел, что там, и довольно хмыкнул, кивком головы указав, что рядом под лавкой лежат его сапоги и еще один мешок: такой же как и ее.
«И вещи свои притащил, не отстанет теперь»,— злобно подумала Ида.
Хейдар подмигнул ей: