Я видел, как трудно моей матери свыкнуться с моим отъездом. Отец тоже переживал, но в целом с пониманием относился к моему выбору, ибо сам в свое время хотел пойти по этой стезе.
Я сделал несколько упражнений на растяжку, принял душ, побрился и спустился вниз. Мама с сестренкой была уже на кухне. Готовили завтрак.
- Привет, обезьянка, - сказал я сестре и потрепал ее по голове.
- Привет, космонавт.
Это было приятно.
- Я приготовила твои любимые оладьи, - сказала мама.
- Спасибо.
Выглядела она нормально, только круги под глазами говорили о бессонной ночи.
- Мам...
- Что?
- Мам, извини меня, пожалуйста...
Это то, что я должен был тогда сказать. Встать на колени и просить прощения и благословения. Должен был поцеловать ее руку. Не как мужчина целует руку женщины, а как сын целует руку матери. Руку, которая утешала, укрывала, ласкала, вытирала слезы. Руку, которую я когда-то клал под щеку вместо подушки...
Я знаю, я имел право на выбор, я имел право решать, чему посвятить свою жизнь. Но я должен был покаяться... Вместо этого я просто сказал:
- Пойду позову папу.
Под конец завтрака отец спросил:
- Какие планы на день?
- Должен занести некоторые вещи Полю. Я у него давно брал. Нужно вернуть.
- К обеду ждать? - спросила мама.
- Постараюсь.
- Что тебе приготовить?
- Мам, ничего, не беспокойся.
- Я просто пытаюсь урезонить свой материнский инстинкт, хочу тебя накормить получше перед дальней дорогой. Ладно, сынок, сделаю что-нибудь из того, что ты любишь.
Было это сказано с какой-то обидой, но тогда это прошло мимо моего сознания. Или мое тогдашнее сознание не хотело знать эту обиду? Или это сейчас моя совесть добавляет в то воспоминание обиду, которой никогда не было? Я не знаю...
- Мам, действительно, ничего не надо, не беспокойся.
- Приготовлю твой любимый суп с фасолью.
- Спасибо, - ответил я.
Я помог убрать со стола, потом поднялся к себе, отобрал вещи, которые должен был вернуть.
Пока я собирался, сортировал и складывал в сумку вещи, которые возьму с собой, стало жарко. Я посмотрел на экран инфора, чтобы проверить статус Поля. Пульс у него был 120. Похоже, он уже проснулся и делает зарядку. Кроме книг, я взял еще несколько ненужных мне вещей, которые могли пригодиться племяннику Поля.
На улице уже вовсю светило солнце. Я посмотрел по сторонам. Уютные двух-трехэтажные коттеджи, черепичные крыши, белоснежные стены. Старые платаны. Скоро я уеду и скорее всего, никогда больше не увижу это место. На мгновение мне стало страшно. Помимо воли я представил, как мои постаревшие, одинокие, брошенные мной родители выходят на эту улицу, чтобы погреться на солнышке, чтобы найти кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Они так и не дождались сына. У них нет будущего, они не ждут радости. Впереди только медленное угасание...
Я почувствовал укол совести. "Может не надо?" - подумал я. "Ну почему не увижу? - оборвал себя я, - увижу!" Я представил себя в парадной форме офицера, возвращающегося в отчий дом. Приветливые прохожие, машущие мне дети, улыбающиеся девушки, идущие навстречу... И гордящиеся мной родители, встречающие меня у ворот. "Отучусь в школе, сделаю пару рейсов на новых кораблях и вернусь. Мама зря переживает", - сказал я сам себе.
Во дворе у Поля было тихо. Дверь открыла незнакомая девушка. Красивая. От неожиданности я даже не сообразил, что надо поздороваться.
- Здравствуйте, - сказала она.
- Здравствуйте, а Поль дома?
- Да, минуточку. По-оль! - крикнула она в глубину дома.
- Кто это? - сказала бабушка Поля, появляясь из-за спины девушки.
- Здравствуйте, миссис Смит, это я, Джон.
- А-а, заходи сынок.
- Не, ничего, я просто должен...
- Проходи-проходи! Морса попьешь. Жарко уже на улице?
- Да.
- А в доме прохладно, садись.
Я сел на предложенный диван в холле. Бабушка Поля села в кресло напротив.
- Эллис, принеси нам морсу, пожалуйста, - сказала она.
Потом, повернувшись ко мне:
- Ну что, я слышала ты нас покидаешь?