— Ищи батьку. А я вернусь.
А видел он ее в последний раз, когда на той же площади, на которую выходил их дом, мать стояла на возвышении, на виду у людей, и глаза ее беспокойно обшаривали все вокруг. Детским сердцем он угадал, что это его она ищет в последнюю свою минуту. Однако у него хватило ума не показаться ей, не добавить яду в горестную чашу. Он присел, и сердце его облилось холодом: в последний момент заметил, как ветер трепал распущенные материны волосы. Когда он поднялся с земли и открыл глаза, все было кончено: мать висела на лестнице, на которой физкультурники проделывали свои упражнения. Кое-кто обратил внимание: тогда же, в единую минуту, у Коли Сущевича обозначилась и резко пролегла над левым глазом дугообразная морщина. Казалось, она не на детском, а на старческом лбу. Война длилась, шло время, а морщина не исчезала. Она только распрямилась и сделалась глубже. Это уже навек. Она придала Колиному лицу новое, необычное выражение: вроде бы это не мальчишка-подросток, а взрослый человек, из-за какой-то болезни остановившийся в росте и старевший с годами. Но нельзя сказать, чтобы на его лице не сглаживались время от времени следы преждевременной взрослости. Детство брало свое. И в душе его шла непрестанная борьба этой самой взрослости с тем, что свойственно детству. Верх стало брать детское. Оно хотело заполучить все радости мира. Коля научился радоваться тому, что не давало радости прежде. Он полюбил сидеть вечером на скамейке под окнами опустевшего дома, в котором получил первые впечатления от жизни. Не верилось, что в доме запустение, и ветер свищет через выбитые окна, и пауки позаплели паутиной углы, и воробьи хозяйничают без всякого удержу. Не может быть, чтобы туда не вошел однажды отец. Не век же не будет о нем ни слуху ни духу. Где-то же он есть, думает где-то о доме, о том, что было раньше, и о нем, о своем Коле. Надежда, что отец вернется, росла, крепла, она и спасла Колино детство, не дала взять над ним волю взрослости. Он жил один, ночевал где придется, ел что придется, ловил всякие слухи и как-то раз пошел за десять километров, чтобы увидеть перебитых на шоссе немцев. Борясь со страхом, во власти неодолимого любопытства, он выглянул из придорожного рва и увидел сваленные в кучу, разбитые грузовики и немцев — их разорванные, искромсанные тела валялись, внушая омерзение, среди зеленых зарослей в сиянии ясного дня. Коля Сущевич, уже не таясь и не скрываясь, пошел дальше по шоссе и, пройдя еще километров десять, увидел в придорожном шиповнике человека в сапогах и без шапки. Только это и отметил про себя Коля.. А что он был за человек и как выглядел в целом — это уже позже дошло до сознания. А тогда человек оглушил Колю неожиданным приказом: