Переключение внимания любопытной, но ветреной публики позволяет оставшейся в маргинальной изоляции общине самых верных последователей перейти к следующему этапу обучения. До сих пор Учитель учил их толкованию библейской символики на примере Ветхого Завета, акцентируя внимание на тех сюжетах из пророков, которые касались пришествия Мессии. Судя по лестному для Петра, а потому сохраненному в Евангелиях эпизоду, когда ученик сам, без подсказок признает учителя Мессией, до этого момента Иисус избегал говорить с учениками о своей миссии. Не делал этого напрямую и Иоанн Креститель. То есть и в первом пришествии ситуация с признанием Мессии была ровно такая же: признавать или нет – дело личного жизненного выбора каждого. Преображение в глазах учеников одного из уважаемых иудейских проповедников в единственного Учителя имеет соответствие в 13 главе, где незнакомец отрицает статус писателя и называет себя мастером.
После Преображения основной темой обучения становится уже не толкование ветхих пророков, включая Крестителя, а притчи о будущем Царстве Небесном и обстоятельствах его наступления, то есть о «втором пришествии». Однако в тексте 13 главы мы обнаружим рассказ Мастера о его отношениях с Маргаритой. Можно, конечно, посчитать, что все предшествующие параллели между деталями и поворотами сюжета были чистой случайностью, очередной «ошибкой» Автора. Но возможно и другое толкование, которое подтверждает уже сделанный нами на других основаниях вывод: автобиография Мастера рассказывает о сюжете Мистерии «второго пришествия».
Напомню, что в 23 главе Автор раскрывает только одну из двух положенных сюжетных линий – рассказывает лишь о судьбе Маргариты. Она олицетворяет ту самую московскую «творческую среду», которая только что интересовалась Воландом и его «магическим кристаллом», но затем охотно переключается на многочисленных алхимиков и прочих гостей, созванных сатаной на Бал. При этом осталось за кадром, чем занят в это время Воланд. Обязательное применение к 23 главе «первого ключа», то есть параллель с 13 главой, также приводит нас к тому же самому автобиографическому рассказу Мастера. Эта связка параллелей из 23-й, 13-й глав Романа и главами Евангелий, где Иисус учит о времени «второго пришествия», вполне разоблачает тайный умысел Автора. Мы уже отмечали, что концовка рассказа Мастера представляет собой реализацию первого плана спасения Иешуа, который сложился у Пилата. Бывший подследственный возвращается в сильно охладевший к нему город, обнаруживает, что его место уже занято другим, и добровольно уходит за пределы города в скорбное изгнание. Здесь параллель с событиями Страстной Пятницы достаточно очевидна.
А вот в концовке 12 главы, в сюжетной линии, описанной с позиции столичной публики, эта же параллель не столь очевидна. Для местной публики важен лишь конфликт высокопоставленного куратора над этой сценической площадкой, с одной стороны, и не менее жаждущим власти «переводчиком», который взялся истолковать и представить учение как фокусы заезжего мага. Совпадение ролей в конфликте прокуратора с первосвященником действительно налицо. Пилат требует честного истолкования вины подследственного, а Каифа распускает слухи о том, что лояльная позиция прокуратора связана с интригами его жены, которая вряд ли пользовалась любовью иудейской публики.
Но где же в концовке 12 главы хотя бы намёк на возвращение Воланда на сцену? Такой намёк действительно обнаруживается, хотя и несколько обескураживает. Дело в том, что Бенгальский в середине представления называет Воланда маэстро. А в самом конце тоже появляется маэстро, но не на сцене, а в оркестровой яме, и играет этот оркестр нечто совсем уж непотребное с точки зрения почтенной публики. Здесь придётся ещё раз напомнить, что наш Автор – талантливый, нет, гениальный драматург. Он легко заставляет читателя глядеть на ситуацию глазами того или иного героя, и легко подстраивается под запросы публики. Поэтому сравнение полуподпольной апостольской общины с оркестром, играющим куплеты, – это всего лишь оценка истинного отношения Ершалаима к христианам и к Иисусу. Автор пытается вернуть христиан с небес на грешную землю, развеять апологетические иллюзии, которые невольно проецируются на времена, когда христианство ещё не родилось, а плод только сформировался в лоне иудейской общины. И кроме этого, трезвая оценка обстоятельств первого пришествия позволит с необходимой долей скептицизма отнестись к вероятным обстоятельствам второго.