Как так можно?! – воскликнет кто-то из ревнителей благочестия, – приравнять Господа нашего Иисуса и Воланда? Ну, во-первых, ещё никто никого ни с кем не равняет, а лишь раскрывает параллель в художественном тексте. Почему бы Автору ни считать, что отношения между демонами и их свитой строятся по тем же правилам, что и отношения ангелов? В конце концов, сатана – тоже ангел, только падший. Нас с вами интересует не реакция ревнителей, а мысли Автора. Например, такой вывод: Автор в московских главах проводит параллели не только с евангелием от Воланда, но и с каноническим Евангелием. Поэтому «ершалаимские главы» не отменяют, а дополняют канонический текст, их нужно читать не вместо, а вместе.
Раз уж мы обнаружили одну линию, параллельную с каноническим сюжетом, то не поискать ли и другие параллели где-нибудь поблизости? Если Берлиоз имеет прототип в лице новозаветного героя, то нужно бы и Бездомного проверить, раз уж он присутствует с самого начала. Впрочем, я уверен, что вы уже сами вспомнили, кто из учеников Иисуса сначала долго преследовал его, а потом стал самым горячим адептом, после того как Иисус явился ему: «Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?»[37]
Итак, в самом начале Романа, в его прологе Автор выводит две фигуры, прототипы которых – это Иоанн Креститель и апостол Павел, а связующим звеном между ними является Иисус. В таком случае, чтобы расшифровать эти параллели нужно сначала раскрыть связь между Предтечей и последним из призванных апостолов. Да и существует ли такая взаимосвязь? Например, Иоанн – учитель, и Павел – тоже. И тот, и другой создали своё учение, одно – предшествующее проповеди Иисуса, другое – следующее ей. Если апостол Пётр по воле Учителя учредил христианство как церковь, то апостол Павел – создатель христианской религии как учения.
Иоанн Предтеча создал и проповедовал учение о скором пришествии Христа на основе толкования книг Ветхого Завета, и сам он принадлежал ветхому иудаизму. Апостол Павел создал учение о том же самом, но уже исполнившемся. И основой его учения был уже не Ветхий, а Новый Завет. А между этими двумя столпами было явление самого Нового Завета – божественное откровение, данное Иисусу. Это и есть в общих чертах взаимосвязь между тремя фигурами учителей, один из которых был сначала непослушным учеником.
Теперь применим этот выявленный прототип взаимосвязей к троице Берлиоз–Бездомный–Воланд. Разумеется, сделать это даже в первом приближении невозможно, рассматривая лишь внешний слой сюжета. Параллельные линии могут сойтись только в неевклидовом пространстве скрытого слоя смыслов. Поэтому нам вновь придётся прибегнуть к гипотезе, которая тем самым пройдёт проверку. Когда в начале нашего исследования мы обнаружили скрытый смысл в «Фаусте», то предположили, что и в нашем Романе речь идёт о судьбе науки в контексте развития цивилизации в ХХ веке. Только речь в нашем случае идёт не о естественных науках, а о гуманитарных. Точнее так: новая фундаментальная наука о человеке и человечестве, поскольку понятие «гуманитарная наука» слишком дискредитировано за последнее столетие.
Соответственно, у Гёте Фауст был олицетворением, коллективным образом учёного сообщества, а Мефистофель – не что иное, как дух естественных наук. Мы предположили, что аналогом Фауста в булгаковском Романе (и соответственно, в новой науке) является мастер. Эта гипотеза пока не встречает особых возражений. Кроме, пожалуй, одного – в отличие от Фауста мастер пассивен и действует в небольшом числе эпизодов. В этом смысле активный Иван Бездомный несколько его превосходит. Может быть, всё дело в том, что мастер – не учёный? Да, раньше он был историком. Но разве «история» – это наука в том же смысле, что и физика или химия? Разве у «гуманитарной науки», включая историю, есть фундаментальные законы? Нет, конечно, и поэтому гораздо правильнее «гуманитарные науки» называть дисциплинами.
Мастер бросает свою «науку» и пишет «роман». Но при этом мастер решительно отказывается и от звания писателя. То есть его «роман» – вовсе не роман в смысле литературы. И из всех связанных с текстом булгаковского Романа источников есть один, имеющий подходящий к этой шараде смысл – та самая программная статья Канта и предсказанная в ней История как Роман, то есть фундаментальная теория, которая делает явными все ранее скрытые взаимосвязи и движущие силы всемирно-исторического процесса.
Нужно заметить, что любая по-настоящему фундаментальная наука рождается вовсе не из философии или математических формул (это всего лишь язык науки), и не из систематизированных данных (это всего лишь материал для будущего содержания). Рождение новой фундаментальной теории – это результат такого же духовного откровения, озарения, как и рождение новой религии. В этом смысле вполне работают параллели между приснившейся Менделееву периодической таблицей и снами наяву библейских пророков.