— Ну, — осторожно начала я, помогая девочке выпутаться из балахонистой одежки. — Он топал ногами и кричал.
— Громко?
— Громко.
— Вы испугались?
Можно и так сказать.
— Очень.
— И поэтому хотели от нас уйти?
— Нет, уйти я хотела не поэтому.
— А почему?
Уже почти и забыла, насколько это временами сложно — быть няней.
— Потому что, Кристин, если позволять на себя кричать и топать ногами, со временем перестанешь себя уважать.
Девочка нахмурилась, и пока мы одевались, не сказала больше ни слова. Зато когда я начала заплетать ей косу, повернулась ко мне с самым серьезным видом:
— Думаю, вы поступили правильно.
Я улыбнулась:
— Спасибо.
— И еще хотела сказать, что папа очень вспыльчивый. Совсем как я. Знаете, я ведь очень сильно на вас разозлилась сегодня утром. Решила, что вы хотите нас бросить, потому что мы вам надоели. Потому что мы вредные и не всегда ведем себя хорошо, пачкаем одежду, и… я тогда плохо поступила с Реми…
— Давай-ка договоримся так, — сказала я, завязывая ей бант. — Мы больше никогда не будем возвращаться к теме Реми. И уж тем более не будем говорить о том, что вы можете мне надоесть, потому что это не так.
— Разве вы никогда на нас не злились?
— Злилась? Нет.
— Неправда!
Кристин строго посмотрела на меня, и я пожала плечами:
— Ладно, разве что самую малость.
Рассмеялись мы вместе, и в эту минуту меня окончательно отпустило. Ненадолго, потому что по телу прокатилась знакомая дрожь, а браслет разогрелся. Не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять: в дверях стоит Демаре.
Впрочем, когда я обернулась, мне уже удалось справиться со своими донельзя странными чувствами. Поэтому я спокойно встретила его взгляд и довольно прохладно произнесла:
— Мы готовы.
Время летело незаметно. Ускорило свой бег и неслось как сумасшедшее, если так можно выразиться: на самом деле я считала дни до путешествия в Ланси и, к своему глубочайшему сожалению, отнюдь не потому, почему делала это раньше. Каждый день в обществе Кристин и Аделин казался мне чудом, и даже когда после завершения рабочего дня водитель отвозил меня домой, улыбкой на губах я была обязана именно им. Сказать, что близняшки стали шелковыми — значит, ничего не сказать.
Они были семилетними девочками, которые очень хотели, чтобы их няня осталась с ними, поэтому и вели себя соответственно. На подготовительных уроках (им вскоре предстояло пойти в школу, потому что Новый год, называющийся здесь Праздник Первого Дня наступал летом, а сразу после него начинался и год учебный) они так старательно выполняли задания, что мне рядом с ними просто нечем было заняться. Я могла отойти к окну, задуматься или вообще читать книгу, а вернувшись в реальность, обнаружить, как старательно скрипят ручки, и увидеть уткнувшихся в тетради девочек.
В остальном все тоже обстояло неплохо.
После моего возвращения и увольнения новой няни Демаре снял запрет на прогулки (который наложил после исчезновения Жизель), и теперь мы с девочками после обеда выбирались в центр Мальмара или отправлялись гулять по пляжу. Послеобеденный сон тоже был отменен, чему Кристин и Аделин были несказанно рады.
— Мы теперь взрослые, — вздернула подбородок Аделин, когда Элоиз однажды после обеда язвительно поинтересовалась, почему девочки не в постели.
Кристин за спиной кузины Жизель надула губки и выпятила грудь с таким видом, что я чуть не подавилась воздухом и поспешила увести близняшек подальше от расфуфыренной мирэль Варан, явно загостившейся в доме Алмазного короля.
— Где ты этому научилась? — строго поинтересовалась я, стоило нам остаться наедине.
— Ну она же всегда так делает, — с самым невинным видом заявила Кристин, пока Аделин покатывалась со смеху.
В общем, это была самая грандиозная шалость за последние несколько дней.
А как девочки заботились о Реми! Они восприняли его появление с ответственностью, которой позавидовал бы любой взрослый. Кормили, расчесывали, выгуливали и играли, следили за тем, чтобы не пакостничал. Вязали бантики ему на шею (последнее фидруар терпел с такой мордой, что я попросила больше этого не делать).
Демаре я попросту игнорировала. На грани вежливости, конечно же: стоило нам столкнуться в коридоре, как я делала нейтральное лицо, здоровалась и желала доброго дня (утра, вечера, нужное подчеркнуть). После чего отчитывалась все тем же нейтральным тоном, если меня спрашивали о близняшках, а если не спрашивали, прощалась и шла своей дорогой. Старательно не замечая того, как Алмазного короля корежит от этой вежливости, а заодно и того, как браслет начинает обжигать руку, и как под ним пульс отбивает ритм в такт бешено колотящемуся сердцу.
Жужжен больше не жужжал. Когда мы встречались, лицо его выражало нечто среднее между состоянием «Я табуретка» и «Премного не рад вас видеть, но ничего не могу с этим поделать».
В целом, такой нейтралитет мне даже нравился, если бы не свободные вечера, когда снова накатывали мысли о Мише и о том, что кажется, ничего на холме Расцвета не случилось. Ну не считая того, что я чуть не свернула шею, а не свернула ее исключительно благодаря Алмазному королю.
«Пространственные аномалии Ньерры» с десятого подхода дали мне информацию о том, что блуждающие жилы порождают странные аномалии в местах своего возникновения, и что одна из крупнейших проходит над Мальмаром. К слову сказать, не все они возникали над городами, некоторые проходили сквозь, оставляя страшные разрушения, или возникали под землей, вызывая еще более странные явления вроде сбоя заклинаний и тому подобное. Словом, из того, что я прочла и мало-мальски для себя расшифровала, Мальмару еще повезло.
А вот мне — нет.
Потому что несмотря на все случившееся и все умные мысли про самоуважение я продолжала думать о его алмазном величестве. Чувство было такое, что мне в голову, когда засыпаю, закачивают мысли про Демаре, а утром, проснувшись, я начинала раскладывать их по полочкам. И думала, вспоминала, анализировала.
Но даже это было не самым страшным. Пока я обменивалась с ним вежливыми приветствиями, меня основательно так потряхивало, как будто прогоняло через адронный коллайдер, распыляло на атомы и собирало снова. Возможно, именно поэтому я старалась свести наши встречи к минимуму. То есть позорно пережидала за углом, если слышала королевские шаги, и ждала, пока он запрется у себя в кабинете, чтобы проскользнуть к выходу.
Фернан же, кажется, делал обратное, иначе как объяснить то, что королевские шаги, стремительно удаляющиеся, начинали так же стремительно приближаться, стоило мне шмыгнуть в холл. Или самым неожиданным образом в доме открывалась самая неожиданная дверь и передо мной возникало его величество во всей своей алмазной красе. Не знаю, чего он этим добивался, но меня это здорово нервировало, и с каждым днем нервировало все больше.
Поэтому сегодня я дождалась, пока близняшки заснут, а потом еще примерно час отсиживалась в их комнате, прислушиваясь ко всему, что происходило снаружи. Только когда убедилась, что дверь в монаршую опочивальню захлопнулась, стянула туфли, подхватила сумочку и очень тихо вышла в коридор. После чего гигантскими, я бы сказала, прыжками вполне себе взрослого фидруара (или фидруарьи, как у них тут самки называются), устремилась к лестнице.
— Мирэль Тонэ!
Голос Демаре раздался справа так резко, что я чуть не споткнулась.
Справа, справа, справа! А его спальня слева.
Как?!
— Добрый вечер, — я сделала нейтральное лицо версия 1.0 и повернулась к его алмазному величеству.
— Добрый, — произнес Демаре, выступая из тени. — Если он, конечно, добрый. Куда вы так спешите?
— Домой. У меня много дел.
Например, надо помыть целую одну чашку, которую я утром оставила в раковине. Небольшая, но уютная квартирка, которая меня вполне устраивала (всем, в том числе и ценой, и приятными соседями по площадке — любезной пожилой парой), располагалась на другом конце города, в часе езды от дома Демаре. Времени отнимало много, конечно, но как уж есть.