В городе волнения. Арестован чекистами из Ростова весь штаб «зелёных». В селениях по всему округу забирают крестьян, заложников. Сто человек отправлены в тюрьмы Екатеринодара и Майкопа.
19 мая.
Я поступила на службу в концертный хор под управлением И. А. Шмелёва и буду получать не менее 20 000 рублей. К зиме поеду в Тифлис завершать своё образование. Мама сама мне это предложила, а М. Кутковская с удовольствием берёт меня с собой. Поступлю в женскую гимназию с правами и через два года получу аттестат зрелости. Но думаю, его у меня не будет, так как мы уедем за границу.
С одной стороны — независимость от большевиков, с другой — так жаль своё насиженное гнёздышко, Сочи, море и мои милые дорогие горы. В следующее воскресенье думаем идти на Агуру. Я в восторге, лишь бы мама разрешила.
23 мая.
Только что, по совету Андрея, закончила читать «Проступок аббата Мурэ» Э. Золя. Странное впечатление от книги — какая-то грусть, какая-то тоска. Прав или не прав был Серж по отношению к Альбине? Но, во всяком случае, он был святой, а не сумасшедший, как утверждает Андрей.
3 июня.
Вечер. Около шести часов. Сижу на балконе моей комнаты и пишу. Помню, как дрожали Колины руки, когда он однажды взял мои пальцы и положил горячую голову на мои открытые ладони. Было совсем темно. И счастье, возможно, было так близко. На меня же нашёл столбняк. Я не могла шелохнуться и не нашлась, что сказать. И он ушёл. Как я его любила тогда…
8 июня.
Страшно душный день. Верно, будет дождь. Из города уходят войска большевиков на Польский и Крымские фронты, но концерты и митинги ещё в полном разгаре. Служу, но на жалованье надежд мало. Два раза в неделю концерты, но я не ропщу, так как развиваю и голос, и слух.
9 июня.
Сегодня ни репетиции, ни концерта. В 4 часа идём с Т. на Опытную станцию узнать о здоровье Фани Сысоевой, её переехала линейка. Там много лошадей. Быть может, будем их купать.
Пятница, 12 июня.
Сегодня в ночь буду дежурить у Женички Гаевской, она сломала ногу и лежит в лечебнице Гордона.
Вторник, 16 июня.
В воскресенье был концерт Рубинштейна. Мы с Колей забрались в самый дальний ряд. Хохотали и аплодировали. Когда я слушала Мордвинова, Коля взял мою руку. Перебирая и гладя пальцы, он неожиданно поцеловал их. Не отнимая руки, я почувствовала в неумелом поцелуе столько любви и нежности, столько затаённой стеснительности. Вряд ли я встречу в жизни человека, который бы так понимал меня. Конечно, мы бы уехали в Гималаи или на Таити, как и мечтали, и жили бы на лоне природы, вдали от цивилизации, как брат и сестра…
Четверг, 25 июня.
В субботу, кажется, удастся пойти на Кудепсту. Сегодня И. А. отпустил меня из хора, сказав, что для Словинской я могу «заболеть». Очень ему благодарна — страшно хочется на водопады. Идёт наша пятёрка. Перспектива лазания по пещерам, ночёвка у Овчара, перевалы — всё это мне мило и дорого. Но надо ещё достать в Чека пропуска, а это целая канитель. Моя мечта пройти на Красную Поляну через Ачишхо.
В городе появились крестьянские листовки:
Мы, уполномоченные сельских сходов Сочинского округа Черноморской губернии, собравшись сего 17 июня 1920 года, имели суждение об арестах Советскими властями избранных нами на крестьянско-рабочем съезде 25 февраля с. г. членов Комитета Освобождения и других крестьян. Узнав о том, что наши избранники и товарищи посажены в тюрьму, мы послали к властям ходоков с просьбой отпустить их на поруки крестьянского общества. Однако в сочинском Особом отделе нашим ходокам в этом отказали.
Прибывшая к нам Рабоче-Крестьянская Советская власть обратилась против крестьян. Никаких советов нам не позволяют выбирать, а те, что были у нас при Комитете Освобождения, разогнаны. Из приказов новой власти мы усмотрели, что нас ставят в такое же положение, в каком мы находились при Деникине. Вместо обещанного хлеба хотят отобрать последнее добро, которое ещё уцелело. Крестьянское Ополчение называют бандой, обезоруживают и заставляют уходить в горы.