Я снова бросил взгляд на нее. Она застыла неподвижно, словно изваяние, скрестив руки на груди и буравила взглядом оконное стекло, лишь мимолетно косясь в мою сторону. Рядом с утренней пятеркой я поставил четверку и слегка придвинул журнал, словно подталкивая ее к мысли, что я сдержал свое слово, поставил высший балл. Но она даже не подошла, даже не посмотрела. Просто ушла обратно, как будто я — пустота. И в этот момент во мне что-то оборвалось. Не потому, что она равнодушна, а потому, что я веду себя сейчас так, словно зависимый от ее внимания. Мои пальцы непроизвольно сжали ручку так сильно, что пластик затрещал. Это неправильно. И то, что я пережил сегодня, не должно меня сбивать, поэтому я снова надел, ну или постарался надеть на себя маску безразличия и вернулся домой к своей новой жизни и невесте.
Со временем мысли обрели большую ясность, я перестал метаться в мучительных колебаниях, что правильно, а что нет. Наверное, я просто смирился…Ведь продолжал вместе с Линой выбирать свадебный торт, воздушные шары, цветы и прочую атрибутику, и, надо сказать, это занятие неплохо отвлекало, а мы с Ангелиной стали немного ближе друг к другу. Поэтому, когда друзья потащили меня на так называемый мальчишник в какой-то новомодный и, с их слов, "классный" клуб, я с относительно спокойной душой устроился за столиком и подколки их принимал уже не так близко к сердцу, отшучиваясь в ответ.
Музыка здесь играла на удивление умеренно, видимо, сжалились над моими барабанными перепонками, и я вполне мог слышать реплики, щедро отпускаемые в мой адрес тремя закадычными друзьями.
— Ну так что, какого оттенка мне костюм покупать? Каков же цвет вашей свадьбы и любви? — спросил сидящий рядом Ярик, легонько толкая меня локтем в бок.
— Оливкового, — ответил я с улыбкой, заметив легкое замешательство на лице друга.
Все трое переглянулись и уставились на меня в полном недоумении.
— Я не шучу, мы выбрали бежевые и преобладающие оливковые тона, точнее, она выбрала, — поспешил я исправиться, но тут же Петр подхватил мою реплику.
— "Вы выбрали"? Значит, у вас все хорошо? — спросил он с надеждой в голосе.
— Ну…, наверное, да, раз готовимся к свадьбе, — ответил я, глядя на бутылку, стремительно пустеющую в нашей компании.
— Скоро погуляем! — потирая руки, изрек Денис, а я встретился с хитрым взглядом Петра. Он уже знал кое-что, и теперь мне предстояло рассказать об этом остальным.
— Свадьба летом, — выпалил я, после чего воцарилась тишина.
Я уже приготовился к вопросам, «почему» и «как», к причитаниям по поводу того, зачем тогда они сегодня устроили этот мальчишник, но последовавшая реакция меня удивила.
— О! Будем считать, что это просто очередная мужская посиделка; зато есть повод еще собраться! — поднимая стакан с коньяком, Ярик произнес это словно тост, и остальные поддержали его. Я лишь усмехнулся и чокнулся звонким стеклом о другие стаканы.
Ярик и Денис были моими школьными друзьями, одноклассниками. С Денисом нас судьба свела за одной партой, а с Яриком… С Яриком вышло куда забавнее. На уроке физкультуры, пытаясь вложить в бросок всю свою мальчишескую силу, я чуть не лишил его пальца. Мяч, пущенный с дури, пришелся точно в цель. Но вместо обиды или злости, Ярик, с перебинтованным пальцем, подошел ко мне и обезоруживающе заявил: "Зато теперь мы будем друзьями!" В его словах не было ни упрека, ни сарказма, лишь искренняя готовность к дружбе. Я был поражен. Именно тогда между нами и завязалась крепкая нить товарищества. Ярик умел видеть солнце даже в самой кромешной тьме, находил хорошее там, где другие видели лишь плохое. Его неиссякаемый оптимизм служил противовесом моей задумчивости и серьезности.
Денис же, напротив, был ураганом, вечным искателем приключений, эпицентром хаоса. Драки, переделки, сомнительные истории – он умудрялся влипнуть во все сразу. Мы, как могли, вытаскивали его из передряг. Помнится, в десятом классе его серьезная стычка с парнем из параллельного класса могла обернуться настоящей трагедией, если бы не наше вмешательство. К счастью, все обошлось, и этот инцидент, как ни странно, стал отправной точкой для его будущей карьеры в полиции, где он и служит по сей день, усмиряя буйных и восстанавливая справедливость.
Несмотря на течение времени, мы старались не терять связь. Частые встречи в баре, посиделки дома, спонтанные вылазки на природу с палатками… Мне повезло с друзьями – затейниками и авантюристами, которых не нужно уговаривать на любое безумство.
В университете тоже появились приятели, но большинство из них быстро обзавелись семьями. Жены не отпускали их на вылазки, дети требовали внимания. Семейные узы сковали их по рукам и ногам. Наверное, поэтому мне так хотелось найти партнера, который разделял бы мои интересы и жажду приключений.
Проведя в клубе пару часов, я уже привык к постепенно становящейся громче музыке и дымному пространству. Мои друзья поддавали, так скажем, дымку, заказав кальян, но я не любил все эти ароматические добавки, поэтому, предпочитая чистый вкус, курил свои привычные Marlboro, наслаждаясь сигаретой прямо за столом. Запас выпивки неумолимо таял, и алкогольная волна начинала мягко накрывать меня, размывая очертания мира. Но расслабление в теле было очень приятным, а голова пустой, что было не менее приятно. Пока Денис увлеченно рассказывал о своих приключениях на работе, я изучал танцпол, где с каждой минутой становилось все теснее. Близилась полночь, и клуб наполнялся стайками девушек, жаждущих беззаботного отдыха.
Я рассматривал откровенные наряды, через которые были видны даже соски, и ухмылялся. Как бы это ни смотрелось сексуально, меня это совсем не привлекало. Самое интересное — то, что сокровенно, то, чего не видно, то, что ты должен сам разгадать. Недоступное всегда привлекает. И в этот момент в голове вспыхнул образ Вероники: женственной, утонченной. Её характер был подобен дорогому вину: обжигающе-терпким при первой встрече, но с послевкусием, которое со временем только улучшалось. Она никогда не одевалась вызывающе, и именно это и сводило с ума: блузки, застегнутые почти на все пуговицы, аккуратные юбки, туфли на каблуках — не для эпатажа, а из вкуса. Женщина, не показывающая всего сразу, всегда манит сильнее, чем та, кто бросает тело в лицо. А в ней — в этой юной, взбалмошной, упрямой — было столько сдержанной женственности, что, когда она проходила мимо, хотелось обернуться. Не потому что было видно, а потому что хотелось видеть еще.
Ярик осушил остатки коньяка, и, чокнувшись в очередной раз за встречу, мы возобновили беседу. Вернее, они возобновили, я же не сводил глаз с девушки у бара. Облаченная в голубое платье, которое мягко облегало её фигуру, не слишком откровенное, но достаточно, чтобы почувствовать, как внутри что-то сжимается, она кокетливо кружилась на барном стуле, играя каблуком, будто скучала, ожидая коктейль или внимание. В одном из этих грациозных поворотов мне открылся её профиль, и… меня словно пронзило. Вероника? Не может быть…
Под хмельным дурманом легко принять желаемое за действительное, но наваждение не отпускало. Это действительно она, но не та, что приходит на лекции, не та, что спорит, закусывая губу, не та, что упрямо сидит на последних рядах. Эта девушка — другая. Я впился взглядом в ее силуэт и лишь спустя мгновение различил в ее спутниках… моих студентов? Сизова и Литвинов… ну, приплыли. Только этого не хватало — предстать перед подопечными в столь нетрезвом виде. Но как же неудержимо хотелось подойти… Даже на расстоянии ощущались перемены в ее облике. Макияж — вызывающе яркий, дерзкий — превратил наивную восемнадцатилетнюю студентку в зрелую, уверенную в себе женщину. Стрелки у глаз добавляли шарма, а платье… короткое ровно настолько, чтобы подчеркнуть достоинства, но не более… Она осталась верна своему стилю. В каждом ее движении теперь сквозила сдержанная сексуальность — сила, которую она, возможно, еще и не осознавала, но я чувствовал ее всей кожей.