— Пожалуйста, прости меня… — я всхлипнула, сжимая футболку в районе грудной клетки. — Если он снова разобьёт тебя, выдержишь ли ты это? Сможешь ли пережить?
По щекам покатились крупные отчаянные слёзы.
— Я знаю, он может снова тебя разбить. Знаю. Но я не могу… не могу не пойти. Ты ведь тоже этого хочешь.
Мне было жаль себя. Жаль надежды, которые я так старательно воскрешала из праха. Жаль, как долго я собиралась по кусочкам, сшивая себя заново — нитками боли, клеем из обмана и надеждой, что «в следующий раз будет иначе». Жаль каждую бессонную ночь, каждую попытку убедить себя, что всё в прошлом.
Но ещё больше… ещё страшнее было снова не пойти. Не узнать. Не услышать. И остаться с этим «а вдруг» на всю жизнь.
Я подняла взгляд. Выйдя на улицу, он снова поджигал сигарету, ходя взад-вперёд около своей машины. Тот же жест, как тысячу раз до этого. Спокойный. Привычный. И в этом — была его слабость. А моя — в том, что я всё ещё это видела.
Не в силах себя больше сдерживать, я сорвалась с места и побежала в квартиру.
С самого верха кучи, которую я построила на разложенном чемодане, лежал оранжевый атласный топ-корсет и джинсовые голубые шорты. Схватив их, я быстро переоделась, подкрасила покрасневшие глаза и губы, брызнула на шею пару раз духами, а затем, схватив телефон, быстро закрыла дверь ключами и побежала по лестнице вниз, не дождавшись лифта.
Глава 39
Марк
Окурки валялись у моих ног, будто свидетельства моего собственного поражения. Один за другим — до фильтра, до горечи на языке, до тошноты в горле. Но ни одна сигарета не могла заглушить то, что творилось внутри. Ни дым, ни проклятый закат, ни это место, ставшее для меня вдруг почти священным.
Перед глазами всё ещё стоял ее образ. Глаза зелёные, сверкающие гневом. Такими она посмотрела на меня на зачёте — холодно, отчуждённо, с резкой колкостью, от которой в груди сжалось что-то беззащитное. Я знал этот взгляд. Я заслужил его.
А потом — духи. Она прошла мимо меня в аудиторию, и воздух мгновенно наполнился запахом прошлого. Того, где было наше «до». Я будто провалился сквозь время в самое сердце воспоминаний: её руки на моей шее, ночь в пустом доме, ее дрожащее тело, отзывающееся на мои ласки. И всё это теперь жгло сильнее, чем любые упрёки.
Чувства не прошли. Нет. Они не остыли. Они стали ярче. Острее.
Её злость? Да пусть. Это значит, ей не всё равно. Это значит, я остался где-то внутри неё. А значит — у меня ещё есть шанс, даже если он — призрачный. Даже если на весах — вся боль, которую я ей причинил.
Солнце опускалось за горизонт, раскрашивая небо в ярко-огненные цвета. Вся взлётная полоса была залита оранжево-красным светом, и я впервые понял, как это место похоже на нас. Здесь начинались и заканчивались чьи-то дороги. Может быть, и нам здесь суждено что-то решить. Поставить точку или начать с новой строчки.
Я не знал, что нас ждет, ведь даже не был уверен, что она придет. Но был уверен в одном — если нет, я пойду сам. Пусть буду навязчивым. Пусть нарушу её границы, но всё расскажу ей, объясню и наконец отдам свое сердце, которое уже точно знало, с кем хотело быть.
От восьмой сигареты уже подташнивало. Я поднялся с капота, начал бессмысленно ходить вокруг машины, просто чтобы не сойти с ума. Один круг. Второй.
Пусто.
Я посмотрел на её дом. Тишина. Сжал кулаки, а затем с силой ударил по колесу. Резина глухо звякнула — и в этот момент, на фоне этого неприятного звука, я услышал быстрые, торопливые шаги.
Вероника стояла на узкой дорожке, широко раскрыв глаза. Ее грудь вздымалась порывисто, будто она только что вырвалась из марафонского забега, а не просто подошла ко мне. Ветер запутывался в ее волосах, а пальцы судорожно сжимали край шорт – сжато, нервно, беззвучно. Она не решалась подойти ближе, но сам факт того, что она здесь, уже был для меня шансом.
Я сделал осторожный шаг навстречу. Она не шевельнулась. Ещё один — аккуратный, чтобы не спугнуть. Девушка колебалась, металась, в её глазах бушевала буря противоречивых чувств, и это было видно даже издалека.
Тогда я сделал третий шаг — более широкий, уверенный, но Вероника неожиданно сорвалась с места и почти бросилась ко мне. Не для того, чтобы обнять и воссоединиться со мной, конечно, нет. Её руки обрушились на меня с огромной силой — удары по плечам, по торсу, по груди — куда только могли дотянуться.
— Что все это значит?! — меня её гнев не удивил, но тронул до глубины души. Я не сопротивлялся. Принимал каждое её слово, каждую боль, вложенную в эти удары, и просто стоял, смиренно ожидая, что хоть на чуточку ей станет легче.
— Что все это значит?! — она продолжала бить резко и хлестко, а её голос становился всё выше и громче, переходя в истерику. Я молча смотрел, не пытаясь ей возразить или прекратить это безумство.
— Что всё это значит?! — повторяла она в третий раз, словно пыталась выбить из меня всю правду, которую она заслуживала знать.
В конце концов, не выдержав моего безмолвия, она с силой толкнула меня в грудь. Я чуть пошатнулся, и в этот момент увидел, как она кистью прикрывает лицо — оно было мокрым от слёз. Это была последняя капля, и я сделал шаг навстречу ей.
— Не подходи! — её голос рвался из глубины души, полный отчаяния и боли. — Что ещё ты от меня хочешь?! Снова сделать больно? Снова поиграться и исчезнуть, как будто я всего лишь очередная игрушка? Тебе так нравится быть в центре внимания этих влюблённых студенток, но, видимо, этого стало недостаточно, и теперь ты решил зайти дальше?!
Я сделал шаг, пытаясь приблизиться, но она отступила, словно испугалась моего прикосновения.
— Позволь мне объясниться.
Она с горечью рассмеялась, горько и больно.
— Зачем? — её глаза сверкнули со слезами, — Неужели тебя терзают муки совести? Я никогда в это не поверю. У тебя просто нет совести. Ты делаешь, что хочешь, и даже не думаешь о том, как ранишь других!
Её руки дрожали, пытаясь стереть с лица нескончаемые слёзы, но они лились потоком, и сердце мое не выдерживало этого зрелища.
— Пожалуйста, прошу…
— Не проси! — она крикнула, гнев и боль в её глазах взрывались фейерверком. — Не пиши! Не появляйся! — ее тело била мелкая дрожь, я видел, что она на грани, но продолжала кричать. — Зачем ты вернулся? Возвращайся туда, откуда приехал, и пудри мозги своей невесте, но только не мне!
В этот момент внутри меня что-то лопнуло, и я не сдержался:
— Никакой невесты нет! — выкрикнул я, голос мой стал громче, чем её. Она замерла, словно оглушённая. — Я разорвал помолвку в тот самый день, когда приезжал к тебе, чтобы всё обсудить, но ты не пришла! — в этой фразе чувствовалась злость на нее, но я не имел права злиться на нее, нет… из нас двоих виновным был я, в то время как она поступала правильно, отталкивая меня и выстраивая границы.
Я опустил взгляд, почувствовав, как боль пронзает грудь, и снова заговорил, но уже спокойнее и тише.
— Мне нужно было уехать — не только по работе, но, чтобы разобраться в себе. Моя жизнь была такой очевидной и безвкусной, что меня тошнило от этого, и я тонул в этом каждый день, пока в моей жизни внезапно не появилась ты! Та, которая доставала из меня при каждой встрече чувства, которые я не ощущал долгие годы! И я не был к этому готов, понимаешь? Можно ли вообще подготовиться к таким чувствам?
Вероника просто молча стояла и смотрела на меня, на то, как мой образ, моя стена рушится прямо перед ней. Я готов был открыться ей, пустить ее под кожу, в самое сердце. Оставался лишь один вопрос.
— Скажи мне, — сказал я серьезно, наблюдая, как по ее щеке течет слеза. — Ты ведь тоже это чувствуешь?
Она смотрела в сторону, глотая слёзы, а я молча ждал. Искал хоть какой-то отклик — в её глазах, губах, жестах. Но видел только её — красивую и одновременно поломанную мной. Это осознание причиняло жгучую боль и странное тепло одновременно.
— Нет… — прошептала она, не повернувшись ко мне.
— Нет? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Нет! — повторила она громче, но голос ее дрогнул.