Я опустился рядом с её ногами, а пачку с защитой положил под край пледа. Она смотрела на меня так обеспокоенно и в то же время с ожиданием, и я не стал томить. Моя рука легко коснулась её щиколотки, и я, не отрывая взгляда, провёл пальцами по ноге, медленно поднимаясь выше. Она обхватила себя руками, пытаясь спрятать свою наготу, снова застеснявшись, будто я не целовал её грудь несколько минут назад.
Я аккуратно взял её за руку и потянул к себе, отчего ей пришлось подчиниться и снова открыться. Пальцы её дрожали, хотя я видел, как она старается взять себя в руки и не выдавать беспокойство. Я взял её другую руку и так же медленно убрал, чтобы она не стеснялась, и, когда она снова была полностью открыта, на её лице появился румянец.
Восхитительная, невинная, она доверяла себя мне, хотя я должен был это ещё заслужить. Но чувства были сильны, а время не играло нам на руку. С ней я никогда не был уверен, когда мы увидимся в следующий раз и увидимся ли вообще, поэтому упускать эту ночь было бы преступлением.
Я положил её маленькие ручки себе на шею, она сцепила их в замок, и после недолгого зрительного контакта мы снова слились в поцелуе. Долгожданном, самом нежном, том, что намекает на неизбежное. Подавшись на неё, она, притягивая меня к себе, плавно легла на спину, увлекая за собой, и вскоре я оказался над ней. Она была невероятно миниатюрной и по сравнению с моим телом такой хрупкой, что казалось, каждое излишне сильное движение оставит на её коже синяк. Поэтому я опирался на руки, чтобы не раздавить её и не причинить боль.
Под музыку, лившуюся из машины, я целовал каждый сантиметр её тела, вдыхая солёный запах моря и собирая оставшиеся капельки воды своими губами. Она медленно, но всё же расслаблялась. Её руки зарылись в моих волосах, а я спускался ниже, туда, где была единственная ткань на её теле. Когда я подцепил пальцами маленькие белые кружевные трусики и потянул их вниз, она открыла глаза и посмотрела на меня с тем же волнением, что и в начале, а её ноги сами начали сгибаться в коленях, словно уже знали, что её ожидает. Отложив бельё в сторону, я накрыл её бёдра своими руками и устроился между ног, а она смотрела на меня своими большими зелёными глазами.
— Просто расслабься, — прошептал я, и мои пальцы ласково провели по её интимной нежности, ощущая её трепет.
Вероника громко, судорожно выдохнула и запрокинула голову назад, сдавленно кивнув. И тогда я склонился к ней. Возможно, признание, что для меня то, что я сейчас собираюсь сделать, — тоже впервые, помогло бы ей расслабиться. Или, наоборот, заставило бы волноваться сильнее. Но я почти был уверен — такая искренность смягчила бы её и придала уверенности. Первое прикосновение моих губ заставило её резко напрячься, её пальцы впились в мои плечи. Но я не торопился, я был терпелив и нежен. Я ласкал её только губами, бесконечно медленно и бережно, как будто касался самого хрупкого цветка. И постепенно её тело начало отвечать. Напряжение сменилось глубокой, почти томной дрожью. Её спина изящно выгнулась, и из её губ вырвался тихий, срывающийся стон — звук чистейшего, ничем не затемнённого ощущения.
Она полностью отдалась чувству, её руки ослабили хватку и просто лежали на мне, а её бёдра начали едва заметно двигаться в такт моим ласкам. Это был знак. Я прикоснулся к ней пальцем, ища вход, и был встречен влажным теплом. Она снова замерла на секунду, но уже не из-за страха, а от предвкушения. Когда я медленно, миллиметр за миллиметром, погружался в неё, её губы приоткрылись в беззвучном крике, а глаза наполнились слезами — не только от боли, но и от переполнявших её чувств.
Я остановился, дав ей привыкнуть, целуя её веки, шепча слова утешения.
— Доверься мне, — сказал я, и она кивнула, снова открыв глаза и глядя на меня с бездонной глубиной.
Это был идеальный момент, чтобы подготовить её к дальнейшему, и я аккуратно начал вводить в неё свой указательный палец. Стон с губ Вероники сорвался куда громче, чем обычно, а она напряглась как струна ещё сильнее. Её оголённая грудь тяжело вздымалась, а соски стали чуть больше и твёрже. Ей было хорошо и тяжело одновременно — так же, как и мне, ведь я сдерживал порыв просто наброситься на неё и наконец погрузиться в этот омут с головой, но я заботился о ней. Медленно погружал и вынимал палец, наблюдая, как она мечется в агонии возбуждения и вожделения. Страсть. Желание. Принятие. Она закусила губу, когда я добавил ещё один: медленно, не давя, очень естественно. И когда я почувствовал, как с моих пальцев сочится её влага, я понял — она готова.
Отстранившись от неё, я снял боксеры и, взяв защиту, принялся надевать её, а она пробежалась взглядом по моему телу и снова закусила губу. Плавно я снова устроился между её ног и, целуя её мочку уха, начал входить в неё. Я делал это медленно, не забывая при этом ласкать губами её шею, ключицу, подбородок, и когда упёрся в её невинность, она резко открыла глаза.
— Тш-ш-ш, — я коснулся её щеки, а её ресницы на закрытых глазах бешено задрожали.
Я подался назад, а затем снова вперёд, но уже сильнее, и когда снова коснулся преграды, она слегка зажмурилась от боли. Я остановился. Взял в свои руки её лицо и, поглаживая порозовевшие щёчки, сказал:
— Посмотри на меня, Вероника, не закрывай глаза.
Она послушалась. Я снова медленно подался назад и поцеловал её нежно, но требовательно, касаясь своим языком её. Она немного отвлеклась, и это было то, что мне было нужно. Углубив поцелуй, я резко одним толчком вошёл в неё, минуя преграду, и продолжил вводить себя глубже.
Вероника, явно неожидавшая такой резкости, напряглась и вскрикнула, а открытые глаза заблестели от слёз, навернувшихся от боли. Её ногти впились в мою спину так, что, казалось, ещё немного — и она проткнёт кожу насквозь, но мне было всё равно, ведь мы стали единым целым.
Шумно выдохнув, я опустил голову и зарылся в её пепельные волосы. Она сжимала меня там внутри своими мышцами, и я готов был взорваться от удовольствия прямо сейчас. Долгое отсутствие сексуальной жизни тоже давало о себе знать, но я держался.
— Моя… — выдохнул я, когда полностью погрузился в неё, и её губы дрогнули в лёгкой, почти невесомой улыбке.
А потом начался танец — медленный, неспешный, полный благоговения. Каждое движение было обоюдным открытием. Её тело училось отвечать мне, её тихие стоны сливались с рокотом волн в единую симфонию. В её глазах я видел не боль, а удивление, восторг и полную самоотдачу. Это не было просто сексом, это было слиянием тел и душ, безмолвным обещанием, данным друг другу. Я был её первым в интимном плане, она была моим первым чувством, которое, словно опоздав, пришло только к двадцати восьми, но мне было плевать, ведь в конечном счёте мы нашли друг друга.
Вероника дарила мне себя, а я дарил ей наслаждение, которое она принимала с улыбкой. Когда волна нахлынула на меня, я, обессиленный, опустил голову на её грудь, чувствуя под щекой учащённый стук её сердца. Мы лежали сплетённые несколько минут. Её пальцы бессознательно перебирали мои волосы, лаская и успокаивая. Я закрыл глаза, погрузившись в эту тишину, но внутреннее знание не давало мне покоя — я понимал, что, поглощённый её нежностью и своими чувствами, не подарил ей полноту наслаждения.
Отстранившись, я нежно коснулся её губ, задерживаясь в поцелуе чуть дольше, и встретил её влажный, полный доверия взгляд. В её зелёных глазах плескалась целая вселенная — смущение, уязвимость и тёплое послесвечение близости. Я видел вопрос в её приподнятых бровях, когда мягко опустился между её ног, но не как завоеватель, а как проситель, жаждущий отдать ей всё своё внимание.