— Люблю оружие, — сказал он, перезаряжая автомат и глядя на моё удивлённое лицо. — Коллекционирую. Иногда хожу в тир. — Хочешь попробовать? — спросил он, протягивая мне винтовку.
Взяв в руки и почувствовав его тяжесть, я вдруг задумалась: а может быть, он так хорошо владеет оружием не просто ради коллекции или развлечения? Возможно, когда-то умение стрелять было для него способом защитить себя, возможностью оставаться в безопасности. Сердце сжалось от этой мысли, но тут же я отогнала тревогу в сторону, улыбнувшись.
— Ладно, — сказала я, прицеливаясь. — Постараюсь не промахнуться.
Мой выстрел попал в мишень, и я почувствовала неожиданное удовлетворение. Глеб хлопнул в ладоши:
— Отлично! Видишь, есть талант!
Я улыбнулась, но внутри всё ещё крутилось чувство удивления и лёгкой тревоги. Этот маленький тир вдруг открыл что-то новое о нём: силу, скрытую за весёлым и лёгким фасадом.
Мы продолжали идти по набережной, но я не могла отделаться от мысли, что внутри Глеба скрывается что-то большее. Его улыбка оставалась лёгкой, но в глазах мелькала осторожность, будто он видел то, чего я не замечала. Время от времени он оглядывался через плечо, а в голове мелькали вопросы, которые я не решалась спросить.
До конца прогулки я ощущала, что за этой внешней лёгкостью прячется что-то сложное, тревожное… как будто он вовлечён в какую-то крупную проблему, о которой умалчивает. И чем дольше я смотрела на него, тем яснее понимала: он умеет скрывать свои страхи, но скрыть их полностью невозможно.
Позже белого зайца я подарила девочке, которая плакала на песке — она уронила и сломала свой надувной самолётик. И всё же, даже в этом простом моменте радости, мысль о том, что происходит в Глебе, не отпускала меня ни на секунду.
Глава 44
Вероника
Дни складывались в недели, а недели — в месяц. Отпуск, который я наивно планировала всего на пару недель, затянулся куда дольше. С одной стороны, мне нравилось это безмятежное затишье: утренние прогулки по пляжу, тёплое море, ужины с отцом в тёплой семейной обстановке и медленные вечера в тишине и уюте. Всё это больше походило на сказку, чем на жизнь, на рай, но он не мог длиться вечно, тем более, когда меня очень сильно тянуло обратно — в город, в свою крошечную студию, к друзьям и… к нему.
Марк не писал. Он умел ждать и держался с достоинством — не навязывался, не давил. И за это я была ему благодарна. Но всё же в глубине души я всё равно ждала — хотя бы короткой фразы в сообщении, случайного намёка на его страничке «я здесь». Но нет. Я сама лишила его такой возможности. Мысли о том, что нас ждёт дальше, сводили с ума. Стоило лишь вспомнить, что совсем скоро мы снова увидимся, как по телу пробегал жар, а мозг сам подбрасывал воспоминание о той ночи. У меня было много времени, чтобы всё обдумать… и слишком мало смелости, чтобы решиться. Но всё же чувства в купе с тягой и интересом к неизведанному были сильнее, к тому же в таком круговороте мыслей у меня снова начались проблемы со сном. Мне казалось, каждый день моего пребывания здесь отбрасывает меня от него всё дальше и дальше. Ждёт ли он меня так же сильно, как я его ждала? Скучает ли? Я хотела знать и решила, что нужно прекратить эти мучения и возвращаться домой.
Очередной ночью, которая была бессонной, но уже на Кипре (шум моря и волн особо не помогал), я ворочалась, не в силах уснуть. Мне было до ужаса жарко и душно, так что хотелось с себя сорвать коротенькую пижаму, а вместе с ней и кожу. Ночью на Кипре прохлады почти не было, а кондиционер был только в главном зале, поэтому я решила выйти на улицу и искупаться.
Ночной воздух был тёплым, но немного влажным, запах моря смешивался с ароматом ночных цветов. Я тихо открыла дверь на террасу, стараясь не издавать ни звука, но, оказывается, не я одна мучилась от мыслей и не спала.
Там, в полумраке, я заметила Глеба. Он сидел на краю террасы, чуть ссутулившись, уткнувшись в телефон. Свет экрана высвечивал его лицо — чужое, непривычное, задумчивое. В нём не было ни капли той привычной уверенности или лёгкой усмешки, с которой он обычно держался по прилёте сюда. Наоборот: он казался странно уязвимым, словно приоткрылся там, где не должен.
Я замерла, всматриваясь в экран. Сердце кольнуло: на нём было его с Лилей селфи. Зимний парк, сугробы, их улыбки такие простые и настоящие, как будто весь мир замер ради них двоих. Он водил пальцем по снимку, будто боялся случайным движением стереть её образ.
Я осознала, что вторглась в чужую память, в чужую боль. Слишком близко, слишком невежливо, и уже собиралась отступить обратно, раствориться в темноте, пока он не заметил. Но стоило мне сделать шаг назад, как в тишине прозвучал его голос.
— Вероника… — Глеб произнёс это тихо, даже не повернув головы. Будто почувствовал меня спиной, как хищник, который всегда знает, кто рядом.
Это было странно и тревожно: ведь я не издала ни малейшего звука, как он мог меня заметить?
— Не спится? — осторожно спросила я, оставаясь на месте, в полумраке.
— Давно не спится, — выдохнул он тяжело, будто сбросил с плеч груз, но тот всё равно остался. Блики экрана осветили его лицо ещё секунду, и тут же погасли — он заблокировал телефон и сунул его в карман. — Присядешь? Я хотел с тобой поговорить.
Я медленно подошла и опустилась рядом, на краешек деревянной ступени. Подобрала ноги под себя, стараясь не шелохнуться. В груди билось нетерпение — я ждала объяснения, хоть намёка. Но вместо этого он вдруг сказал:
— Ты можешь остаться здесь ещё на месяц?
— Месяц? — слово сорвалось с моих губ с ужасом. В голове уже был чёткий план: домой, к маме, к друзьям, к Марку… а его просьба перечёркивала всё.
— Да. — Он заговорил быстро, как будто боялся, что я сразу откажу. — Я не могу здесь остаться без тебя, но если останешься здесь ты, то твой отец не отправит меня одного назад и продолжит обучать меня бизнесу, думая, что это для меня очень важно.
Что? Я не понимала, о чём он говорит, не понимала, о чём просит. Я думала, что наш разговор уйдёт в сторону моей подруги, но то, что сказал Глеб, немного ошарашило меня. Месяц на Кипре? Зачем? А обучение бизнесу…
— Так это предлог? — я почувствовала, как закипает злость. — Ты просто тянешь время?
Он кивнул.
Но зачем? Я снова была в замешательстве. Получается, мой отец, который раскрывал ему все тонкости и посвящал в это дело, тратил зря своё время? И от этой мысли я начинала злиться на Глеба. Свой вопрос я озвучить не успела.
— Мне нужно было заняться с ним ещё чем-то помимо работы, чтобы показать свою значимость здесь, чтобы он не отправил меня домой так быстро. Ник, пожалуйста, ещё месяц, я не могу сейчас вернуться в город… — он повернулся ко мне, и его взгляд был полон отчаяния. В нём не было ни грамма игры, только голая, жгучая мольба.
Я замерла. Внутри всё смешалось: раздражение, усталость от его постоянных недомолвок и… жалость. Это была моя возможность наконец получить ответы, ведь он зависел от моего решения.
— Ты просишь слишком многого, Глеб, — произнесла я холоднее, чем хотела. — Не день, не неделю… а месяц. Месяц моей жизни, который я хотела провести среди близких людей. Чёрт… у меня же есть своя жизнь, свои планы!
— Я знаю… — его голос дрогнул. — Но, если бы это не было так серьёзно, я бы никогда не попросил.
Я вздохнула. Пальцы ног зарылись в прохладный песок у ступеней, будто ища опору. Что вообще происходит? Чем дальше я узнавала Глеба и чем больше времени проходило, тем больше я замечала в нём метаморфозы. То он спокойный и расслабленный, то напряжённый и удручённый. И среди всего этого — я. Моё чутьё меня не обмануло, что-то действительно происходило, что-то серьёзное, что не давало ему спать и просто наслаждаться жизнью, то, что он не раскрывал и держал глубоко в себе. Это что-то разрушало его, и от этого разрушения были последствия, в которых уже пострадала Лиля.
Это не отпускало меня. В голове металась одна мысль: стоит ли он того? Месяц ради человека, который прячет от меня правду и всё время держит меня на расстоянии? Но что, если ему действительно нужна моя помощь? Может быть, это вопрос жизни и смерти? И если я не помогу ему, то буду корить себя за это всю жизнь? Всё запутывалось ещё сильнее, и тогда я решила пойти на компромисс.