Светловолосая, зеленоглазая, в голубой рубашке и строгой черной юбке-карандаш она сидела за столом, едва слышно постукивая каблучками по деревянному полу трибуны. Я сразу понял, что это она. Остальные студентки предпочитали удобство и практичность, облачаясь в мешковатую одежду и массивные кроссовки, а она выделялась своей утонченной женственностью. Слишком юная, слишком милая… Если бы я не знал, что ей восемнадцать, то дал бы от силы шестнадцать. В ее лице удивительным образом сочеталась подростковая невинность и расцветающая чувственность.
Возможно, мой взгляд задержался на ней дольше, чем следовало, или она просто почувствовала мое внимание, но вдруг она подняла голову, и наши глаза встретились. Ненадолго. Три, нет, всего две секунды, и она вновь склонилась над тетрадью, а я продолжал читать лекцию, уже сомневаясь в ее целесообразности.
Глупо отрицать то, что она действительно привлекательна и в данный момент эта привлекательность слегка меня отвлекала. Что-то тянуло меня снова посмотреть на нее, и я будто бы невзначай прошелся еще раз взглядом по всей группе и остановился на ней, а она… Она вдруг перестала писать. Просто сидела, положив руки на тетрадь, и время от времени поглядывала то на меня, то в окно. Не от скуки — скорее, будто обдумывала что-то.
Это было... интересно. Не её поведение — нет, студенты часто отвлекаются. А то, что я обратил на это внимание. Я давно научился отделять личное от профессионального. Лекции — это работа, студенты — часть процесса, не более. Но сейчас что-то сработало иначе. Может, из-за её нарочитого спокойствия? Или потому, что её молчаливый вызов напомнил мне самого себя в её годы?
В голове сразу возникли не хорошие мысли. Возможно, она, как и многие другие студентки, отчаянно пытается привлечь к себе внимание, и ее совершенно не заботит, как это скажется на успеваемости. Помимо всех тех проблем что нависли над моей головой мне еще не хватало влюбленной студентки, которая каждую лекцию теперь будет вести себя вызывающе надменно, показывая, что ей плевать на то, что я говорю. Мне стоило это пресечь на корню и именно это я намеревался сделать, когда пара закончилась.
— Благоволина… — она замерла и уставилась на меня с удивленным выражением лица. — Задержитесь, пожалуйста.
Перестав собирать тетради в сумку под растерянными взглядами покидающих аудиторию студентов, она села на место. Я же, дождавшись, пока все выйдут из кабинета, закрыл дверь и направился к своему столу. Она молча наблюдала за мной, словно теперь я был ее жертвой, а она готовилась к нападению, а не наоборот.
— Вероника, кажется, мы с вами начали не с самой лучшей ноты, —начал я, снова садясь на стол и скрещивая руки на груди.
— Вы о том моменте, когда не хотели впускать меня в аудиторию, или о вашем смешке в машине, когда я сломала каблук? — с сарказмом произнесла она, заставив меня улыбнуться.
Черт, значит все-таки она заметила. В тот день после лекции она выглядела одновременно забавно и беззащитно. Если бы я не был преподавателем, то обязательно подошел бы к ней и помог, но в моем случае это был бы лишь повод для женских и не самых приятных сплетен. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме того, как просто уехать, но даже в этой ситуации она вызвала во мне улыбку.
Я поднялся и подошел к ней, опершись руками о край так её стола так, чтобы её глаза оказались на уровне моих. Нужно было быть жестче, чтобы у нее пропали все иллюзии и мечты на мой счет. Этот разговор не должен повториться, он должен отпечататься в ее голове и пусть даже не самыми приятными словами. Мне было все равно и поэтому я выдал крайне неприятную реплику ледяным тоном.
— Вы ходите по лезвию ножа. Постарайтесь вести себя подобающе студентке, а не высокомерной стерве, — я улыбнулся как можно надменнее, наблюдая ее замешательство. — Если вы хотите привлечь мое внимание, то зря стараетесь. Ваш метод я оценил, но не тратьте время. Вы мне не интересны.
После нескольких секунд молчания и переваривания, сказанного мной, она ожила.
— Что вы сейчас сказали? — наконец с трудом сдерживая возмущение, произнесла Вероника и медленно поднялась с места.
Я видел, как у нее перехватывает дыхание от злости. Она явно не ожидала такого удара.
— Я бы никогда не стала… — начала она оправдываться, но я не дал ей слова.
Молча взял свою сумку и пошел к двери. До ее чувств мне нет никого дела и теперь она будет меня ненавидеть, а значит я добился чего хотел.
— Отлично, значит, мы друг друга поняли, — бросил я, не оборачиваясь, и закрыл дверь за собой, оставив ее в шоке.
Пусть я и был груб, но это лучшее, что я мог сделать. Так она быстрее осознает тщетность своих усилий и перестанет тратить время на бессмысленные фантазии. По крайней мере я надеялся, что это сработает, ведь узнать, что в голове у женщины совсем невозможно.
Покинув университет, я постарался забыть об этом как можно скорее, ведь дальше меня ждал вечерний ужин, который приготовила Лина, ожидая меня в моей квартире и я, насколько это было возможно приободрившись поехал домой, зная, что все пройдет по уже заученному нами сценарию.
— Дорогой, — Ангелина обвила мою шею руками и оставила легкий поцелуй на коже. — У меня все готово! — с этими словами она выхватила сумку из моих рук и упорхнула в комнату.
В моей квартире с появлением Ангелины стало все иначе. Добавились новые запахи, и я не только про духи и косметику, но и про запахи вкусной еды. Уют, сотканный из милых безделушек, декоративных подушек и расписанной посуды, вытеснил прежнюю, спартанскую обстановку. Мое мужское логово преобразилось под нежной женской рукой. Но, признаться, я скучал по тому минимализму, по той легкости, когда дышалось свободнее. Лина стремилась создать комфорт для нас обоих. Даже кот обзавелся двухэтажным дворцом в моей комнате, но, как и я, остался равнодушен к этому знаку внимания, демонстративно поворачиваясь пушистым задом к новому жилищу и предпочитая мое тепло на кровати.
— Мой руки и садись! —скомандовала моя невеста, возвращаясь на кухню и доставая из духовки курицу, которую я учуял по запаху и специям еще в подъезде.
Она готовила хорошо, даже я бы сказал отлично, вот только за столом наши разговоры в последнее время не клеились, обычно все сводилось к вопросам о работе и на этом все заканчивалось. Но не сейчас. Сейчас еще добавилась тема свадьбы.
Я засучил рукава рубашки повыше и уселся за стол, уставленный печеной картошкой по-деревенски, свежим салатом и румяной курицей, предвкушая избитые вопросы.
— Ну, что, много ли развязных студентов в начале учебного года?
Ну вот…первый пошел….
— Нет, в этом году почти все адекватные, — ответил я, и почему-то сразу совершенно неожиданно для себя вспомнил Благоволину.
Тот самый момент, когда она вошла в аудиторию, намеренно заняв место прямо перед моим столом. Как подняла подбородок, встречая мой взгляд — не испуганно, не заискивающе, а вызывающе. Словно проверяла: "Ну, и что ты сделаешь?" И когда ошарашил её… Но сейчас я промолчал, не стал рассказывать об этом Лине, вместо этого спросил:
— А в школе что нового?
— Да все по-старому, ученики учиться не хотят после летних каникул, — отмахнулась она, накладывая себе салат.
И снова тишина. Мы молча едим, каждый погружен в свои мысли. Отчего-то на душе становится тоскливо и тяжело…
— Слушай, я подумала, может, сыграем свадьбу следующим летом? Как раз будет тепло, и мы сможем в отпуске съездить на море?
Услышав это, я даже немного обрадовался. У меня есть достаточно времени, целый год чтобы посмотреть на то, что будет дальше и решить, что с этим делать. Может быть все еще изменится и в наших отношениях появится просвет, или же наоборот, кто знает…
Вечер по-прежнему тек своим чередом, с той лишь разницей, что сегодня Ангелина осталась у меня. После ужина она, словно птица, свила гнездо на диване из вороха тетрадей, погрузившись в их проверку. Я же, добавив последние штрихи в написанной на заказ дипломной, вальяжно разлегся на кровати, нежно поглаживая кота за ухом и не отрывая взгляда от нее. Прежде она обходилась без очков, а теперь они стали неотъемлемым атрибутом ее учительского образа, этаким знаком подлинности. И надо сказать, шли они ей невероятно. Никаких громоздких окуляров – лишь аккуратная позолоченная оправа овальной формы. Волосы, небрежно собранные в пучок, открывали нежную линию шеи, а моя старая бежевая футболка, казалось, превратилась на ней в легкое домашнее платье. Я залюбовался. А что, если семейная жизнь с ней не так уж и плоха, как мне казалось? Может, все эти проблемы – лишь плод моего разгоряченного воображения? Ведь передо мной сидела она – невинная, ни о чем не подозревающая. Справедлив ли я к ней?