— Хочешь, я приготовлю кофе, пока ты... — начал я, но она покачала головой, и на её губах появилась смущённая, озорная улыбка.
— Нет… я хочу с тобой…
Сердце пропустило удар. Такая просьба — и такая цепляющая. Я не сказал ни слова. Просто подхватил её на руки — она вскрикнула от неожиданности и обвила меня ногами вокруг талии — и понёс в ванную, где пар от горячей воды должен был скрыть нас от всего мира ещё на немного.
Под струями душа мы просто стояли, обнявшись, позволяя воде смыть остатки ночи. Это было не страстно, а невероятно интимно — мыть друг друга гелем, заботливо проводя ладонями по скользкой коже, обмениваясь ленивыми, солёными от воды поцелуями. Мы смеялись, когда пена попадала в глаза, и молчали, глядя друг на друга сквозь пелену пара, понимая, что эта простая бытовая близость волнует куда сильнее.
Затем мы вышли на кухню. Стоя у кофемашины, я наблюдал, как она хлопочет на моей, всегда безупречно чистой и безжизненной кухне. Её босые ноги шлёпали по прохладному полу, и даже простая походка казалась завораживающей. Моя футболка свисала с плеча, едва прикрывая тело, и я ловил каждое движение, каждую улыбку, будто они были сокровищем.
Она сидела на стуле, оживлённо жестикулируя и рассказывая забавную историю про друзей. Солнечный свет играл в её влажных волосах, а на щеках горел румянец. Я смотрел и думал, как естественно она заполнила собой всё пространство, словно всегда здесь была. Даже воздух стал другим — пахло кофе, моим шампунем и чем-то неуловимо домашним.
Я поднёс к губам чашку, но не мог оторвать от неё взгляд. Она была прекрасна в этой утренней небрежности. Я протянул руку и большим пальцем аккуратно стёр крошку с уголка её губ. И в этот момент она вдруг подпрыгнула.
— Ой! — слишком громко воскликнула Вероника, поджав ноги. — Что-то мягкое коснулось меня!
Я наклонился и увидел Рафаэля, лежащего под столом и смотрящего на меня недовольным взглядом. Да, вчера мы его не замечали, были заняты другим, и теперь он вальяжно выползал, изучая мою гостью.
— Это Рафаэль, мой сожитель, — произнёс я, смеясь и наблюдая за её ошарашенным лицом.
Вероника опустила голову, встретилась взглядом с котом и расслабилась.
— Фух… Он напугал меня, — облегчённо сказала она, протягивая к нему руку. — Какой красивый, я не думала, что у тебя есть кот.
— Осторожно, он может... — но не успел я договорить, как она уже трепала кота за ухом, а тот и не думал сопротивляться. — ...поцарапать, — закончил я с лёгким удивлением.
— Кто? Он? — ворковала она. — Он же такой милый… Разве он может кого-то поцарапать, а, пушистик?
Рафаэль блаженно жмурился, опровергая все мои предостережения своим мурлыканьем. Я наблюдал за этой сценой, и по телу разлилось тёплое, странное чувство. Всё было слишком правильно, слишком мирно. Я вспомнил, как Ангелина пыталась с ним подружиться — заваливала игрушками, лакомствами, на которые он брезгливо не смотрел. Рафаэль был строг к людям и не каждого к себе подпускал. Ярик до сих пор жалуется на порванные шторы и царапину на руке, оставшуюся после попытки согнать его со свежевыглаженного белья. А вот Вероника... С ней он вёл себя как ручной котёнок. Ещё один кусочек пазла, идеально вписавшийся в картину моей жизни.
Когда с ласками было покончено, я наконец вернул её внимание. Вероника, попивая из кружки, смотрела на меня весёлыми, сияющими глазами.
— Какие у тебя планы на сегодня? — спросил я, касаясь её руки. — Завтра же первое сентября. Обычно второй курс в этот день в универе не появляется, предпочитая отмечать.
Вероника вздохнула, но улыбка не сходила с её лица.
— Мы уже отметили вчера, заранее, так сказать. Поэтому сегодня нужно привести себя в порядок — погладить вещи, собраться, настроиться на учебный лад... — она сделала паузу и лукаво посмотрела на меня. — А ты? Будешь разбивать сердца новеньким студенткам?
В этом сарказме чувствовались собственнические нотки, и от этого стало приятно. Ревность всегда приятна, разумеется, в разумных пределах.
— То, что они разбиваются при одном моём виде, — не моя забота. Я ведь ничего для этого не делаю, — ответил я, насмешливо приподняв бровь. — Но, если серьёзно — да, мне нужно быть в университете, уладить дела в деканате, согласовать учебный план... — я взял её руку в свою, ощущая хрупкость пальцев. — А потом... потом я собирался планировать наше с тобой первое официальное свидание. Что скажешь насчёт четверга? Не хочу долго ждать.
Её глаза засияли, губы расплылись в счастливой улыбке.
— Четверг — идеально. Только мне нужно будет быть дома до двенадцати, — она сделала серьёзное лицо. — У меня на следующий день пары у строгого преподавателя, который считает каждый пропуск. Или... — она лукаво прищурилась, — у меня теперь есть особые привилегии?
С этими словами она со смехом поднялась со стула, а я лёгким движением усадил её к себе на колени.
— У тебя есть весь я, — прошептал я ей на ухо, чувствуя, как она замирает в моих объятиях. — А это значит, что все привилегии твои. Но пропускать пары из-за меня не советую.
Она рассмеялась, пытаясь вырваться, но я крепче прижал её к себе, вдыхая запах волос.
Позже, хотя никому из нас не хотелось, пришлось собираться. Мой взгляд упал на её платье, брошенное на кресле, — с оборванными бретельками. Волна воспоминаний нахлынула, а следом — лёгкое чувство вины.
— Давай я заеду в магазин и куплю тебе новое, — предложил я, виновато глядя на неё.
Она стояла, скрестив руки на груди, с хитрой улыбкой.
— Не надо. Я прихвачу твою футболку — сегодня как раз в моде oversize. К тому же... — её взгляд стал томным, — она пахнет тобой. Я буду в ней спать, а ты... будешь представлять меня в ней.
Хитрая лиса. Но я был не против. Готов был отдать все свои вещи — лишь бы этот запах оставался с ней, напоминая о нас.
У её подъезда мы сидели в машине ещё целую вечность, целуясь так, словно расставались не на день, а на годы. Нас прервала лишь пожилая соседка, которой машина мешала пройти к мусорным контейнерам. Мы расстались со смехом, а я, полный невероятной энергии и светлых планов, поехал домой — планировать самое важное свидание в своей жизни.
Глава 51
Вероника
Когда я вернулась домой, меня встретила пустота. В прихожей не стояли разноцветные кеды Дани, а в комнате всё осталось так же, как после наших сборов в клуб. Я застыла на пороге, вслушиваясь. Тишина. Ни единого звука.
«Странно», — проскользнула мысль.
Я прошла в студию, бросила ключи на тумбу и достала телефон. Ничего. Ни звонков, ни сообщений, ни даже записки. Его забота всегда была ощутимой, а теперь превратилась в оглушительное отсутствие. Может, он тоже не ночевал дома? Эта мысль заставила меня улыбнуться сквозь нарастающую тревогу.
Я не стала снимать чёрную футболку Марка. Её ткань, пропитанная его запахом, согревала меня в этой пустой тиши. Я опустилась на диван, уставившись на пакет с платьем, а после достала его. Бордовый гипюр мерцал в свете солнца, как застывшая кровь. Я провела пальцами по ткани, чувствуя подушечками шов там, где оторвалась бретелька. Да, платье было прекрасным. Но сейчас оно было больше, чем просто тканью. Оно было доказательством и свидетелем. Я могла бы отнести его в ателье, могла попросить пришить всё так, что и следа не останется. Но я не хотела исправлять то, что было для меня бесценным следом его страсти, его потери контроля.
Я аккуратно сложила его обратно в пакет и убрала в дальний угол шкафа, как самую дорогую реликвию. А затем, вернувшись на диван, включила телевизор для фона, устроилась поудобнее, подтянув к себе колени и укутавшись в футболку. Запах Марка обволакивал меня, и я быстро провалилась в сон — сладкий, томный, чувственный. Мы снова были в его квартире, в полумраке, и я чувствовала не кожей, а каждой клеточкой, что мы — одно целое.
А когда я проснулась, то долго не могла понять, почему я здесь и почему за окном темно. Телевизор всё так же мерцал, освещая комнату какой-то очередной рекламой. Я села, пытаясь сообразить, который час. Оказалось, я проспала больше десяти часов.