— Ну, так что? — я подалась вперёд. — Будешь записываться у него?
Лиля тяжко вздохнула, как будто ей предложили подписать кабальный договор.
— Придётся. Но только строго по делу! Никаких лишних разговоров! И если он хоть раз поправит мой арпеджио — я возьму и уйду. Сразу же!
Мы с Даней снова переглянулись, на этот раз с улыбкой. Его «проводы» и коктейли, похоже, были не такими уж и бесполезными. А её протесты — не такими уж искренними. Кто знает, может, сейчас зарождается новая love story…
Глава 52
Вероника
Дни летели безумно быстро, подхваченные вихрем лекций и тайных встреч. Золотистый, пропитанный медом и солнцем сентябрь, с его романтикой новых начинаний и надежд, постепенно сдался под натиском пронизывающих ветров. Его сменил прохладный, местами серый и безучастный октябрь, срывавший последние листья-напоминания о лете и закутывавший город в сырую, тонкую пелену тумана. Казалось, сама природа настраивалась на более сокровенный, интимный лад, шепча о том, что пора прятать тепло внутри. В это время у каждого из нас кипела своя жизнь.
Лиля, скрепя сердце, всё-таки записала своё демо в студии Ярика. И не одно. Её грозные заявления о том, что после этого она «оторвёт ему голову и прекратит всякое общение», оказались пустым звуком. Ярик не отпускал её, находя всё новые предлоги для встреч: то «нужно подправить звучание педали», то «появилась новая идея для аранжировки». Лиля ворчала, но шла. И я замечала, как в её глазах всё чаще мелькает не раздражение, а заинтересованность, когда она рассказывает о его «профессиональных навыках».
А Даня… Даня этой осенью заболел. Я никогда не видела его настолько гриппующим: раскрасневшийся, закутанный в плед, с горой использованных салфеток рядом. Но, как истинный король дивана, он умело пользовался ситуацией: литрами пил чай с лимоном и пересматривал любимый сериал, с видом мученика требуя заботы и внимания.
В это же время мы с Марком наслаждались друг другом и совместно проведенным временем. В тот четверг мы всё-таки сходили на свидание. Он ждал меня у моего подъезда, у машины, непозволительно красивый в простой тёмной водолазке и чёрном пальто, и с таким взглядом, от которого перехватывало дыхание. На капоте лежал огромный, роскошный букет фиолетовых роз, от которых в холодном воздухе веяло тёплым, пьянящим ароматом.
Мы сели в машину, и он повёз меня не в центр, а на окраину города, к самому лесу. Теперь нам действительно приходилось быть осторожными. Университет жил сплетнями, и одно неверное слово, один неосторожный взгляд могли разрушить всё. Наши встречи превратились в тайные свидания на окраинах, в поездки в соседние города, в тихие вечера в его квартире с закрытыми шторами. Это было сложно, но оно того стоило. Потому что в его глазах я читала то же, что чувствовала сама — это была наша общая тайна.
Среди оголённых октябрьских деревьев прятался старинный особняк, превращённый в ресторан. Внутри пахло дымом, воском и грибами, горел камин, а столик для нас был накрыт в самой дальней, уединённой нише.
Ужин был прекрасен. Мы говорили обо всём и ни о чём. О детстве, о семьях, о смешных случаях в школе, о предпочтениях в еде, о любимых цветах и книгах. Мы узнавали друг друга шаг за шагом, и это было самым волшебным приключением. Потом Марк отвёз меня в ботанический сад, который оказался огромным зелёным лабиринтом, и мы бродили по его дорожкам, теряя счёт времени. Всё было идеально. Мы учились доверять друг другу. И если ему я доверяла, то некоторые обстоятельства нашей жизни продолжали тихо сводить меня с ума, и я была бессильна что-либо изменить.
Сегодня, идя по университетскому коридору на его же пару рядом с Лилей, я поймала обрывок разговора двух первокурсниц.
— ...и сегодня Марк спросил меня на семинаре, а я просто потеряла дар речи, когда он впился в меня своим серьёзным взглядом! — щебетала блондинка с розовыми кончиками волос, размахивая руками. — У него такие пронзительные глаза!
— Ты ему определённо нравишься, точно говорю! — с уверенностью поддержала её подруга. — Иначе зачем бы он выделял именно тебя
Меня будто окатили ледяной водой. Кровь ударила в виски, а в груди что-то едкое и колючее сжалось в тугой комок.
— Марк? — прошипела я, обращаясь к Лиле, но не сводя глаз со спины тех двух. — С какой стати эта... девушка позволяет себе так его называть? Без отчества? Как какого-то... мальчика с соседнего двора!
Лиля лишь покачала головой, с лёгкой усмешкой наблюдая за моей реакцией.
— Ну, вообще-то, он для них и есть «Марк», — пожала она плечами. — Молодой, харизматичный преподаватель. Естественно, они мечтают. Расслабься. Пусть помечтают. Всё равно им ничего не достанется. — Она толкнула меня локтем в бок, лукаво подмигивая. — Марк Викторович, если что, уже давно и безраздельно у твоих ног. Буквально.
Но её слова плохо доходили до моего сознания. Я шла, яростно сжимая ремень сумки с огромной силой. Каждый их смех, каждое непринуждённое «Марк» отзывалось внутри меня мелкой, ядовитой дрожью. Это была иррациональная, дикая ревность, против которой не было лекарства. Я злилась на них — за эти взгляды, за этот фамильярный тон. И злилась на него — за то, что он был таким... таким доступным для их восхищённых вздохов. И больше всего я злилась на себя — за эту неспособность взять себя в руки, за эту детскую, унизительную слабость.
Мы зашли в аудиторию. Он уже был там, что-то писал быстрым почерком в журнал с той сосредоточенной точностью, что сводила меня с ума. Его взгляд скользнул по мне — мгновенный, молниеносный, но за эту секунду в нём промелькнуло всё: узнавание, тепло, тайная усмешка и то самое безмолвное понимание, что было только между нами. И на мгновение я успокоилась. Но лишь на мгновение.
Правила. У нас были строгие, нерушимые правила. Никаких взглядов, никаких намёков, никакого общения, выходящего за профессиональные границы. В стенах университета мы были строго преподаватель и студентка. Но сегодня... сегодня что-то щёлкнуло внутри. Я часто ловила разные сплетни или обрывки разговоров о «самом сексуальном преподавателе в мире», вот только он был МОИМ. И я, как бы ни хотела, не могла заявить об этом на весь университет, но могла сделать то, за что явно потом придётся заплатить.
В октябре погода сменялась непредсказуемо: то прохладно и туманно, то вдруг жарко, словно лето вернулось. Сегодня был как раз второй случай. Окна были закрыты, а от ревности и бессилия моё тело пылало изнутри. Пара шла своим чередом. Марк, как обычно, восседал на краю стола, монотонно диктуя сложные тезисы о патологической реактивности. Его руки были скрещены на груди, взгляд устремлён в окно. А я, как на зло, надела свою белую рубашку в синюю тонкую полоску и кожаную короткую юбку-солнце.
Я лениво выводила в тетради абстрактные узоры, зная, что дома он всё равно не откажет мне в просьбе поделиться конспектом. Потом подняла глаза и поймала его спокойный, отстранённый взгляд. Медленно, почти театрально, мои пальцы потянулись к верхней пуговице.
— Боже... как же душно... — прошептала я, обращаясь к Лиле, но ровно настолько громко, чтобы он услышал. Да, моё место на первом ряду неподалёку от его стола теперь твёрдо закрепилось за мной.
Он не вздрогнул, не обернулся. Но через пару секунд, не прерывая диктовки, он отошёл от стола, прошёл к окну, распахнул его настежь и так же молча вернулся на место. Ни одного взгляда в мою сторону. Ни одного намёка на реакцию.
Что ж... Ладно.
Мои пальцы потянулись ко второй пуговице. Небольшая, едва заметная ямочка у начала груди приоткрылась, а он продолжил читать, и его голос не дрогнул ни на полтона.
Лиля, сидевшая рядом, подавила смешок и незаметно подтолкнула ко мне свой карандаш, подмигнув. Вызов был принят. Я принялась катать карандаш по столу, будто от скуки, а затем легонько толкнула его, и тот со звоном упал между моим столом и столом Марка.
И вот он — мой ход. Я наклонилась через стол, якобы чтобы посмотреть, куда же укатился мой карандаш, позволив краю рубашки отъехать в сторону. Расчёт был точен: только он мог видеть открывшийся вид — вздымающуюся грудь и очертания кружевного белого бюстгальтера.