Пока роженицы сюсюкались с новоприбывшими на свет, Лена отбывала наказание, надеясь, что со временем её отпустит и что-то изменится, а пока приходилось чувствовать то, что было.
И вот теперь она стояла по одну сторону двери, пока отец её ребёнка быстро убегал по другую, надеясь, что его не станут окликать, и слушала, как истошно орёт Кира. Она вошла в комнату, удостовериться, что он не пошутил, оказалось, правда. Он действительно собрал вещи, пока Лена не видела, и решил не говорить по душам, а просто сбежать, оставляя ее наедине с проблемами. Они, конечно, жили не богато, но по минимуму на всё хватало, теперь же Лене, которая после техникума нигде не работала, предстояло решать насущный вопрос: где брать деньги.
Арендная плата за квартиру была погашена как раз пару дней назад, на том спасибо, значит, время есть. Только что дальше? Она захлопнула с силой дверцы шкафа, вымещая на них всю злобу, и слушала, как вопит младенец. Нет, ей не нравились эти звуки, и не хотелось слушать их. Просто она подавляла в себе желание пойти и придушить ту, кто сломала ей жизнь.
Ребёнок. Да она не хотела его, доверилась другим, и что в итоге? Ни-че-го.
Лена подошла к дочке и взяла её на руки довольно небрежно, пытаясь подавить в себе негатив, который разливался внутри. Но она в ответе за ребёнка, она не может просто оставить её и уйти. Она не из тех, кто бросает.
Звонить родителям не стала, они слишком заняты заливанием алкоголя в собственные организмы. И с чего Лена взяла, что у нее будет другая жизнь? Хорошая семья, прекрасный муж, любимые дети? Пока что было всё с точностью до наоборот. Бабушка и дед знали, что у них внучка, только толку с того. Оставалась бабушка самой Лены, которая её и воспитала, и у девушки не было другого выбора, как связаться с ней, потому что сейчас она не могла выйти ни на какую работу, кто-то должен смотреть за девочкой.
Антонина Павловна выслушала её и вздохнула. Силы уже не те, правнучку видела несколько раз, качала на руках. Как видела и отца, который трусливо сбежал: плюгавым каким-то показался ей он, да кто поймёт эту молодежь, чего им надо? Любят, пусть живут. Оказалось, не зря он не понравился Антонине Павловне.
- Приезжайте, как-нибудь проживём, - сказала. Знала, что Ленка боевая, обратится только в крайнем случае. Значит, это он и есть.
Вслед за этим Лена набрала хозяйке, и донесла до неё, что они съезжают. Ей пришлось уточнить подробности почему именно, и женщина пошла навстречу: вернула часть суммы. Когда-то и сама попала в подобную ситуацию, потому хорошо Лену понимала.
И вот стоит Лена на пороге бабушкиной квартиры, а на руках спит дочка. Милое личико, пухлые щёки, вздёрнутый нос.
- Вот где я из-за тебя оказалась, - сказала зло мать, проходя внутрь.
Ничего не изменилось, будто время замерло в комнатах, ожидая какого-то сигнала. Даже её игрушки бабушка так и не выбросила, бережно хранила, как память.
- Зачем они тебе? - спросила Лена.
- Часть жизни, - пожала та плечами. - Воспоминания.
Они справились, хоть и было трудно. Лена на месте сидеть не стала, бегала искала, где можно заработать хоть копейку. Бабушка приглядывала за правнучкой, и выцветшие глаза светились радостью. А Лена чувствовала себя немного счастливой вдали от ребёнка. Поторопилась стать матерью, видимо, не пришёл срок.
А потом в её жизни появился Альберт, и закрутилась любовь.
- Ох, Ленка, смотри, как бы со вторым на руках ко мне не пришла, - сетовала бабушка. - Не выдюжим. Один ещё как-то, двоих вовсе не потяну.
Лена понимала, она и не собиралась больше иметь детей. Если эту не терпит, к чему ещё? Только Альберт был добрым и нежным, а спустя год предложил пожениться.
- Переезжаю я, ба, - оповестила Антонину Павловну внучка. - Как распишемся, к Альберту сразу.
- Ох, боюсь за Кирочку, - качала головой бабушка. - Вдруг обижать будет?
- Да всё нормально, он детей любит, - ответила на то Лена.
Альберт хотел своих детей, и Лена сама не поняла, почему обрадовалась, когда узнала, что беременна. Это были совсем другие ощущения, она чувствовала, что внутри неё растёт новая жизнь и была счастлива. Земля и небо по сравнению с прежней беременностью. Она носила под сердцем дочь и была счастлива, она любила её ещё нерожденную, словно открыли тот материнский заслон, который до этого был наглухо закрыт. И можно бы радоваться, только к Кире она всё так же ничего не чувствовала, будто не она носила её все девять месяцев, не она услышала, как она закричала впервые, не она видела её первые шаги.