— Пошли по домам, Игоряха, — предложил Михаил. — Чего воду в ступе толочь? Никто никому не поможет, это я точно знаю… Век мне в нищете прозябать. Ну хоть баксов пятьсот бы отдал, вспомни, как я тебе помогал всегда, ещё в школе, дружище, — захныкал он, чувствуя, что клюёт.
Но он заблуждался, ничего не клевало, их материальные интересы были диаметрально противоположны. И тем не менее общие интересы были.
— Только бы братан сюда не заявился, — вдруг заёрзал на стуле Игорь. — Любит он здесь оттягиваться. А я не хочу его сегодня видеть, знаю, злой он, потасовка у них вчера была. Он мужика одного замочил, — переходя на яростный шёпот, произнёс Игорь, наклоняясь к уху собутыльника. — Я случайно узнал, ко мне ночью нагрянули, шептались все на кухне. Он боится, чтобы не замели…
— Правда? — побледнел Михаил, уже жалея о своём плане. Больно уж опасны были люди, с которыми он хотел связаться.
— Ах ты, мать твою! — махнул рукой с короткими толстыми пальцами Игорь. — Так и знал… Вот он, Коляка, собственной персоной!
Миша оглянулся и увидел входящую в зал грозную компанию. Их было четверо, и все они были очень похожи друг на друга. Но Николая Глотова он узнал сразу, несмотря на то что прошло столько лет.
Николай был старше Игоря лет на шесть, и теперь ему было под тридцать. Они с братом были очень похожи, те же белесые круглые глаза, коротко стриженные светлые волосы, крепкие шеи. Но Коляка был явно покруче, помощнее… Одет он был в чёрную короткую кожаную куртку, шею украшала толстенная золотая цепь. На толстом пальце он крутил ключи от машины. Компашка, не обращая ни на кого внимания, прошествовала к свободному столику. Засуетился метрдотель, предлагая им самый удобный столик.
— Там, — указал пальцем на столик у стены Коляка голосом, не терпящим никаких возражений.
Приказание было выполнено. Мгновенно накрылся столик. Братаны расселись, заложили ноги за ноги и мрачно закурили, порой обмениваясь короткими репликами.
Потом они также мрачно принялись жрать и пить, а разговор Михаила со школьным приятелем как-то затух… Видя грозную четвёрку, он уже пожалел о своём плане, хмель с него мгновенно сошёл. Впрочем, он и не был сильно пьян, только прикидывался. А теперь понял, что встречу эту организовал сам Игорь. А, ладно, была не была!
Его уже давно глодала навязчивая мысль. Темпы, которыми раскручивался «Гермес», и его собственные доходы явно дисгармонировали. А ему хотелось денег, больших денег. Он хотел жить так, как жил при покойном отце, но желательно — гораздо богаче. Почему эти недоумки Кондратьев и Никифоров, поддерживаемые Фондом афганцев-инвалидов, ворочали крупными деньгами, а ему доставались жалкие крохи? Михаил считал такой расклад несправедливым. И не желал слушать слов Кондратьева о том, что главное для них — это рассчитаться с кредитом, а потом уже работать на самих себя. Он не хотел ждать, он не умел ждать, ему нужно было все сегодня, сейчас, немедленно. Когда он видел знакомых, выходящих из иномарок, когда он узнавал, что кто-то покупал квартиру, строил дачу, ездил на дорогой курорт, его охватывало чувство чёрной зависти и бешеной досады. Почему они? Почему не он? Он, который поил, кормил, снабжал продуктами и шмотками всех знакомых, он, который объедался в детстве чёрной икрой и осетриной, который понятия не имел, что такое детский садик и городской транспорт, он работает в поте лица на малое предприятие, а сам имеет только на жрачку… Но он бы потерпел, если бы не одно обстоятельство… А об этом обстоятельстве он узнал совсем недавно, в январе… И оно не давало ему спать, думать, дышать… Ненависть к коммерческому директору Кондратьеву, неприступному, спокойному седому человеку, раздирала его до костей. Не меньше чем Кондратьева он ненавидел его одноногого приятеля Сергея Фролова, у которого, как он знал, Кондратьев жил несколько месяцев, пока недавно не снял квартиру. Фролов жил неподалёку от Михаила, в Ясеневе. Этот невозмутимый весельчак, любимец публики, муж красавицы, с которой он несколько раз видел его, раздражал его до умопомрачения. Недавно у Сергея появилась «Ауди», на которой его возил шофёр. Сам же Михаил недавно в пьяном виде врезался в столб, машина стояла на ремонте, а он ездил то на метро, то на такси. К тому же одноногий явно недолюбливал его, постоянно отпускал шутки в его адрес, глядел с нескрываемым презрением и наверняка что-то нашёптывал про него Кондратьеву. Но Кондратьев долго терпел. В последнее же время их отношения явно ухудшились, и Алексей стал намекать ему, что, если он не прекратит пьянствовать и прогуливать, его былые заслуги будут списаны, его уволят. Этот дуболом так разговаривает с ним, причём при Аллочке, к которой он безуспешно пытался подклеиться. Недавно Кондратьев сделал ему строгий выговор, и он вынужден был слушать, не имея возможности возразить. Потому что по сути Кондратьев был прав. По сути прав… А плевать на эту суть… Кто такой этот Кондратьев? Что он понимает в торговле? Кто такие этот Никифоров, Фролов? Если бы не Михаил с его хваткой и оборотистостью, с его образованием, вся эта фирма давно бы прогорела…
Казалось, ненависть Михаила к Кондратьеву не знала предела почти с самого начала их знакомства и совместной работы… Но когда он узнал про него новое обстоятельство, он стал ненавидеть его во сто крат больше… Нет, никаких сомнений… Пришли братаны, и ладно! Сами подстроили эту встречу, и отлично! Нужен он им, и прекрасно, главное — отомстить и нажиться… Будь что будет…
Он погрузился в свои мысли настолько, что даже не заметил, как мощная мужская фигура возвысилась над их столиком.
— Киряешь, братишка? — послышался голос сверху. Михаил вздрогнул и поднял голову. На него глядели круглые водянистые глаза Коляки. Блестела под огнями люстры мощная золотая цепь.
— Зашли вот, — улыбнулся Игорь. — Садись, Коляка, выпей с нами.
— А я не пью! — рассмеялся Коляка. — В завязке я. Опаскудело квасить.
— Садись, поболтаем.
Николай сел, закинул ногу за ногу, небрежно закурил сигарету. На Михаила он даже не глядел.
— Коль, ты что, не узнаешь? Это же Миша Лычкин, наш сосед по Ленинградке, мой одноклассник, — улыбался Игорь, указывая на побледневшего Михаила.
— В натуре? — нахмурил жиденькие бровки Коляка. — Точняк… Миха! Здорово, братан! Как живёшь-можешь? На что живёшь? Бабки паханские пропиваешь? Тоже дело…
— Мишка меня выручил в том году, денег дал взаймы, — сказал Игорь. — А я отдать не могу. Может, выручишь, я отдам…
— С чего отдашь, пацан? Налей-ка пива лучше, в горле пересохло. Что, с пустыми бутылками сидите? Эй, халдей! — заорал он, оглядываясь назад.
Как из-под земли вырос официант, угодливо наклоняясь к нему.
— Принеси «Амстела» с полдюжины! Галопом! Только холодненького!
— Мигом! — растворился официант, и не успел Николай откашляться, как на столе появилось шесть запотевших бутылок «Амстела» и три чистых бокала. Официант разлил пиво по бокалам и так же мгновенно испарился.
— Ну, Коль, надо же парню помочь, — канючил Игорь.
— Я не благотворительная организация, чтобы всем помогать, — проворчал Коляка, отхлёбывая пиво. — Мне бы кто помог… Сам хожу по лезвию, — сверкнул он глазками-бусинками и сплюнул прямо на пол. Парочка за соседним столиком опасливо покосилась на него и стала суетливо собираться восвояси.
Михаил вспомнил слова Игоря о том, что только вчера Живоглот замочил при разборке какого-то человека, и похолодел. Старался не глядеть в холодные глаза своего опасного собеседника, суетился, ёрзал на стуле. От Живоглота это не ускользнуло, он слегка усмехнулся.
— Чего дёргаешься, парень хороший? — спросил он. — Выпей вон пивка холодненького. Рекомендую. Фирма!
Михаил покорно отхлебнул пива и попытался изобразить на бледном лице удовольствие.
— Кайф, правда, братан? — буравил его глазками Живоглот.
— П-правда, — промямлил Михаил, делая ещё один глоток. Поперхнулся и закашлялся.
— Ты чего? — притворно удивился Живоглот. — Чего это тебе поплохело, братан?
— Да ничего, поперхнулся просто, — продолжая кашлять, пытался произнести Михаил.