Постепенно силы оставляли её, и она забылась тревожным утренним сном. Некие страшные видения, какие-то красные морды вставали перед её глазами во сне… Кто-то яростно хохотал шёпотом прямо ей в ухо, кто-то повторял совершенно непонятные и бессмысленные, но от того ещё более страшные слова. Она то проваливалась в сон, то просыпалась от ужаса, пыталась встать, но верёвки, больно врезавшиеся в затёкшие и онемевшие руки и ноги, не давали ей сделать это. Наконец она вообще будто провалилась в какую-то бездонную яму и перестала что-либо ощущать и понимать…
Михаил же и Живоглот продолжали беседовать, попивая прямо из горлышка пиво. На душе у них было весело. Они перестали чувствовать над собой хитрый презрительный взгляд Гнедого, теперь они были хозяева, теперь все в их руках. И от этого осознания собственного могущества у них, словно у сказочных чудовищ, вырастали крылья…
Это были сутки без утра, без вечера, без времени… Серая студенистая мгла воцарилась в этом холодном, несмотря на май месяц, доме. Впрочем, и май был довольно холодным, дождливым. Солнце порой вылезало из-за туч, но тучи снова сгущались, лил нудный, словно осенний, дождь, становилось холодно и мерзко. И настроение соответствовало погоде…
— Спать хочу, — буркнул Лычкин, широко зевая. — Пойдём, покемарим с часочек…
— Экой ты засоня, Мишель! — усмехнулся с какой-то мерзкой искрой в глазах Живоглот. — Успеем ещё отоспаться… На том свете. А сейчас… Идея есть… Помянем нашего усопшего друга Гнедого…
— Да и так сидим поминаем целый день, — ответил Лычкин, хотя мерзкая идея Живоглота стала до него доходить.
— Не то, все не то… Пошли на пару твою бывшую трахнем… А? Нет желания? — лыбился Живоглот. — Сначала по очереди, а потом сразу вдвоём…
— А что? — загорелись глаза у Лычкина. — Почему бы и нет?
Ему припомнились мерзейшие развлечения Гнедого, и он был не прочь их повторить. Гнедой мёртв, он уже не поразвлекается… А они живы, здоровы и молоды.
Они пошли в комнату, где, привязанная крепкими верёвками к кровати, металась в полубреду Инна.
Лычкин подошёл к кровати и стал трясти Инну за плечо. Она дёрнулась, открыла глаза, и её бледное лицо исказилось гримасой страдания.
— Маленькая тренировочка перед долгожданным свиданием с суженым, — глядя на неё в упор, тихо произнёс Лычкин. — Чтобы тебе не было скучно и оди-ноко…
— Сволочь… — прошептала Инна, сразу поняв, чего они от неё хотят. — Какая же ты сволочь…
— Словеса, одни словеса, — усмехнулся Михаил. — А сейчас будут весёлые дела… Да и тебе постараемся доставить удовольствие.
Раздеть её было не сложно. Верхнюю одежду с неё давно сняли, одев в неё глухонемую наркоманку. Инна лежала в одной комбинации и трусиках.
Живоглот стал развязывать верёвки на её ногах. Чертыхался из-за того, что слишком крепко затянули узлы.
Наконец развязал, мощными ручищами сжал ей ноги, а Михаил начал стягивать с Инны трусики.
Она дёргалась из остатков сил, визжала, кричала. В комнату всунулось круглое лицо одного из братков, но он все понял, сладострастно улыбнулся и захлопнул дверь.
— Давненько я тебя не пробовал, — прошептал Михаил с загоревшимися глазами. Ему доставляло удовольствие беспомощное положение Инны, отвергнувшей его…
— Давай действуй, — сказал Живоглот. — Ты первый, по старому знакомству… Только быстрее. Я уже разогрелся…
Михаил быстро скинул с себя джинсы и трусы и полез на Инну. Но тут в двери снова появилось круглое лицо.
— Чего опять тебе? Тоже хочешь? Заходи! — крикнул распаренный от вожделения Живоглот. Он уже расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах.
— Да нет, там Комар звонит. Говорит, срочное дело…
Живоглот снова застегнул пуговицу и выскочил из комнаты. Сделал знак Лычкину, чтобы он повременил с действом.
— Я что-то не пойму, Живоглот, что происходит, — послышался в трубке тоненький, действительно комариный голосок хранителя общака. — Во-первых, до тебя невозможно дозвониться, а во-вторых, в этом казино происходят странные дела… Мы доставили деньги, куда следует, я стал их пересчитывать и обнаружил — там должно было быть семьсот пятьдесят тысяч долларов, а на деле всего-то пятьсот сорок тысяч… Ты чуешь, Живоглот, какой суммы не хватает?.. А вас с Лычкиным со вчерашнего дня найти невозможно, ни твой, ни его телефон не отвечает…
— Мозги не компостируй! У нас телефоны работают… Это у тебя там что-то…
— Хорошо, пусть у меня, — согласился Комар. — Только факт остаётся фактом — двухсот десяти штук не хватает… А там делами ворочают Лычкин и твой братан Игоряха… Я не хочу сказать…
— Не хочешь, так не говори! А то ответишь за базар, Комарище! Сейчас пошлю к тебе Лычкина с двумя братками, пусть разбирается… Ты где? Там, где договаривались?
— Разумеется, не к Гнедому же везти… Как все тогда ночью от него вывезли, так и лежит… И люди при бабках неотлучно. Но вот этих денег не хватает… У меня свидетели есть, а то скажете ещё, я прикарманил. А меня Гнедой поставил на эту должность, и кое-кто свыше одобрил… Все знают, как я общак берегу, цента не возьму… И давай разбираться немедленно, Живоглот. Чтобы потом никакого базара…
— Не будет никакого базара, приедет он, — пробубнил Живоглот. — Подумаешь, двести штук… Беда какая… Но… дело ясное, разбираться надо… Иди сюда, Мишель! — закричал он Лычкину. — Тебя зовёт на разборку наш уважаемый Комар. Бери двоих и… вперёд с песней… А мы тут пока побудем…
Михаил натянул на себя трусы и джинсы, мрачно поглядел на мечущуюся по кровати Инну и вышел из комнаты… А через некоторое время вошёл обозлённый вконец и потерявший к ней всяческий интерес Живоглот и снова связал ей ноги.
Глава 16
До гибели Гнедого воровской общак находился под усиленной охраной у него в особняке. Туда свозили все деньги, их аккуратно пересчитывал Комар и отчитывался перед хозяином. А уж потом Гнедой отвозил часть денег тому, кому нужно, а остальным распоряжался по своему усмотрению. Кстати, довольно справедливо — никто в этом смысле на него обид не держал.
Но хранителем общака он назначил Комара, потому что по-настоящему доверял лишь ему. Комар занимал совершенно особое место в группировке. Маленький, щуплый, он вышел из той хорошо знакомой породы подростков, которые, пользуясь своим невзрачным видом и хилым сложением, задираются к прохожим, а как только те дают отпор дохляку, откуда ни возьмись, появляется орава качков и начинает бить и грабить растерявшуюся жертву. Впоследствии пригодились и незаурядные актёрские данные Комара. Он мог прикинуться кем угодно — вплоть до женщины, войти в доверие к любому и ввести в заблуждение самых искушённых и проницательных людей. Поначалу использовался только этот талант Комара, но затем ему доверили более ответственную задачу. И исполнял он её до поры до времени безукоризненно.
После гибели Гнедого братва ночью вывезла деньги в маленький домик надёжного, молчаливого качка Тимохи, находившийся километрах в десяти от дачи Гнедого. Охрана при деньгах была немногочисленна. Хотя Живоглот постоянно говорил, что её нужно усилить, что при деньгах должно находиться побольше людей, собирался это организовать в ближайшее время. Однако внезапная гибель Гнедого как-то деморализовала братков, Живоглот с трудом воспринимался ими как новый пахан, слишком уж был он туп и примитивен. Они успели привыкнуть к экстравагантной манере поведения Гнедого, умеющего и расположить к себе, и заинтересовать материально, и запугать до кошмара. Живоглот же был лишь хорошим исполнителем при хозяине.
Все эти мысли одолевали Михаила, когда он, сидя на заднем сиденье «Ауди», ехал по Рублево-Успенскому шоссе разбираться с недостачей. Досада разбирала его. Надо же, только что такая удача, и на тебе… Начинают шалить ребятишки, денежки разворовывать… Комар-то, пожалуй, не врёт, видимо, и правда, денег не хватает… А ведь Игорь сам пересчитывал выручку, и тогда все было в порядке. А может быть, это опять происки Кондратьева с компашкой, может быть, они, похитив Игорька, умудрились и договориться с работниками казино, пользуясь возникшей паникой? А что, запросто, кому сейчас можно верить?