Этого только не хватало.
Алик, кажется, замечает, в чем моя проблема, потому что приподнимает голову и бесновато усмехается, глядя мне в глаза.
— А ведь я могу помочь, — произносит он низким хриплым голосом, от одного звука которого у меня кружится голова.
— Еще чего, — бормочу невнятно, пытаясь его оттолкнуть, но слабо в этом преуспевая. — Ты обещал, что ничего не будешь делать.
— Я обещал ничего не делать против твоей воли, — поправляет Алик, облизывая пересохшие губы. Только теперь я замечаю, что возбудился и он. — А тело твое, кажется, не сильно против.
— Зато я против! — возражаю смущенно, где-то внутри чувствуя досаду от того, что не смогу позволить себе роскоши близости. Не так быстро. Не соврав друзьям, где я нахожусь. — Алик, ну давай подождем?..
Он, видимо, замечает, что и я сопротивляюсь не от нежелания, и становится серьезным.
— Конечно, Никит. Столько, сколько захочешь.
Алик легко переключается на стороннюю тему, хотя я прекрасно понимаю: стояк — это стояк, неудовлетворенное желание — это всегда неприятно даже физически.
— Фильм выбрал? — спрашивает он, неторопливо поднимаясь, чтобы найти джойстик управления системой.
— Угу. Что сам хочешь — «Малавиту» или «Однажды в Америке»?
— Ого, тебя на кино о мафии потянуло, — удивляется Алик. Свет гаснет от нажатия пары кнопок, на экране появляется строка ввода для поиска по названию.
— Атмосфера опасности — это круто, — заявляю уверенно.
— Разве что только в кино, — вздыхает Алик, подтягивает еще один пуфик и устраивается рядом. — Ладно. Давай «Малавиту».
*
— Никит, а кем ты хочешь стать? — спрашивает Алик, намыливая мою голову и, кажется, сооружая «рожки» из погрязших в пене волос. Я сижу в горячей ванне, прислоняясь спиной к его груди. Второй раз не стыдно, даже привычно уже. «Чего я там не видел?» — спросил тогда Алик, вырвав из моих рук полотенце, которым я пытался прикрыться. Действительно, все уже видел. А касаться друг друга приятно и легко, как не было раньше никогда и ни с кем. Оказывается, бывают в жизни люди, перед которыми если и стесняешься, то только для проформы, потому что по-настоящему смутиться не получается.
Задумываюсь над его вопросом и какое-то время молчу, гоняя пену туда-сюда и млея от массирующих кожу головы пальцев.
— Раньше хотел стать профессиональным спортсменом, — говорю наконец, вновь чувствуя укол пресловутого сожаления. — Теперь уже глупо о таком думать. Пройдут годы, прежде чем физиотерапия даст результаты. Я не могу ждать так долго, да и к тому моменту растеряю все навыки, форма будет не та…
Пальцы Алика выскальзывают из моих волос, он за плечи притягивает меня ближе и губами касается ушной раковины.
— Ты сможешь ходить?
— Нескоро, — отзываюсь, с удивлением понимая, что сказал пока только ему. Даже брат еще не знает наверняка, а с Аликом я поделился. Верно, это что-нибудь, да значит. — Но смогу.
— Значит, однажды будешь играть в баскетбол для себя, — просто говорит Алик. Уверенность, с которой он это озвучивает, отчасти передается и мне. — А теперь давай подумаем, в какой университет тебя отправим.
Забавно.
Еще месяц или два назад я был против даже того, чтобы заканчивать одиннадцатый класс. Настолько окружающая действительность казалась бесполезной и исковерканной. Единожды пытался убить себя, с претенциозностью и решимостью отчаявшегося человека залезая в холодную ванну со скальпелем в руках.
А теперь сижу в горячей ванне с парнем, который мне нравится, и обсуждаю с ним мои перспективы на поприще образования. Жизнь — это странная, непредсказуемая штука.
— У меня с гуманитарными предметами хорошо, — произношу неуверенно. — Естественные тоже неплохо, и нравятся мне больше всего. А с точными хуже: алгебра вообще на грани тройки.
— У тебя, если так подумать, море перспектив. Некоторым вообще все с трудом дается, — фыркает Алик. — Хорошо. Давай рассмотрим естественнонаучное направление, к примеру…
*
Утром, когда Алик уходит проверить, как сад готовят к зимнему периоду, я наконец-то делаю домашку по алгебре и решаю заняться его ноутбуком. Дорогой, но уже с расцарапанным экраном и клавишами, западающими из-за крошек не то чипсов, не то печенья. Нахожу в комоде влажные салфетки для техники, выключаю ноут и принимаюсь методично его протирать.
— Ты что это делаешь? — Алик заходит в спальню и идет в ванную мыть руки от земли и песка.
— Ноутбук твой чищу, — отковыриваю клавишу пробела и вымываю из-под нее пыль и грязь. — Как ты на нем вообще работаешь? Это же ужас. Тебя не учили, что есть над клавиатурой нельзя?
Алик возвращается, вытирая руки полотенцем, и удивленно вздергивает брови.
— Какая разница? — отзывается он с легким намеком на раздражение. — Все равно, когда выйдет следующая модель «Тошибы», я куплю новый.
— Ну уж нет! — я заканчиваю и включаю ноут. — Он этого года. Другой тебе пока не нужен.
— И что, мне сидеть с устаревшей моделью, как лоху? — спрашивает он недовольно. — Да надо мной все ржать будут.
— Переживешь. Жизнь это не бег за брендом, — отрезаю невозмутимо. Надо же вбить ему в голову, что халатное отношение к вещам, которыми пользуешься, потом плавно перетекает в халатное отношение ко всему, в том числе и к людям.
Ноутбук включается, я щелкаю по иконке пользователя, и выскакивает поле для ввода пароля. Навскидку вбиваю дату дня его рождения, и мгновенно появляется заставка рабочего стола. Никакой интриги.
— Как ты это сделал? — лицо Алика вытягивается, и я не выдерживаю, весело смеясь.
— Эх, какое себялюбие, Александр Милославский! — вздыхаю театрально и откидываюсь на подушку. — А ведь на твоей странице «вконтакте» это есть в разделе личной информации.
— Ах так, — Алик сощуривается, подходит и отнимает у меня ноутбук. — Сейчас поменяю. Когда твой день рождения?
— Двадцать пятого ноября.
— Ты старше меня на четыре дня, — замечает он, копаясь в настройках. Я исподволь любуюсь его сосредоточенным лицом и властным тоном произношу:
— Вот и слушайся старших. Никаких новых ноутбуков в ближайшие два года.
— Блин, вот не умеешь ты жить с размахом и другим не даешь, — вздыхает Алик, но по едва заметной улыбке, скользнувшей по его губам, я понимаю — он не против.
*
Возвращаемся в город мы молча.
Я раздосадован тем, что выходные пролетели так быстро, и, если говорить начистоту, не совсем понимаю, как себя вести по возвращении домой. Кто мы теперь друг для друга? Не встречаемся ведь, да и дружбой эти отношения не назовешь. Дружба между Аликом и Антоном, мной и Виктором, а здесь скорее бешеное притяжение, которое вселяет в меня по-детски наивную уверенность — порознь я уже не смогу.
Алик тоже не произносит ни слова, становится каким-то замкнутым, холодным и неуловимо чужим. Мрачно уставился на дорогу, изредка щелкает каналы на радио, пока не находит «Бизнес фм» и не останавливается на нем, не то действительно вслушиваясь в сводку новостей, не то просто оставляя монотонный голос ведущего в качестве фона.
— Кофе будешь? — спрашивает, когда тормозим на заправке. Из кармана он достает бумажник и айфон, и я даже не сразу понимаю, что это новый телефон, а не тот, что он разбил на днях. Видимо, держал про запас. Почему-то эта незамысловатая деталь разрушает приятную иллюзию того, что мы на самом деле были вдвоем в обособленном мире.
— Ага, — слегка кашляю, чтобы избавиться от кома в горле. — Капучино.
Теперь у меня появляется возможность ехать, маскируя нервное напряжение за глотками из бумажного стаканчика. От Алика буквально веет холодной яростью, и я не понимаю, в чем же дело, пока он не тормозит у моего подъезда и не отстегивается. Он наклоняется ко мне, пристально всматриваясь в мое лицо, будто пытается запомнить все до мельчайших подробностей, и говорит хриплым голосом: