Последние недели отучили меня слепо доверять всему, что мне говорят. Но шепот Алика вчера, когда он думал, что я не слышу. Эмоции, пробившиеся сквозь безразличие, когда он увидел меня в машине скорой. То, что он сорвался на Антона. То, что присматривал за мной, держа при этом на расстоянии. Что это, если не защита. Что, если не расчетливый план?
Захлопываю крышку ноутбука, устало потирая глаза. Тревоги последних дней выжали из меня все соки. Я просто не в состоянии сейчас строить догадки и теории относительно того, какую игру ведет Алик.
Что мне остается, так это просто ждать.
*
На следующий день, несмотря на заманчивое предложение Василисы остаться дома и весь день валяться на диване перед телевизором, смотря дурацкие зарубежные ситкомы, я прошу Лешку подбросить меня до школы.
Пусть Громов не думает, что мне сильно досталось.
Сажусь рядом с Виктором, который косится с недовольством на мою расцарапанную скулу. Вчера я так и не рассказал ему, кто меня отпинал, но Вик, привычный все несчастья мира приписывать Романову, кажется, и на этот раз подумал на него. Сверлит полным ненависти взглядом затылок Ромашки, хотя я всеми силами пытаюсь отвлечь Виктора на обсуждение баскетбольного матча между местными командами, который накануне вечером крутили по кабельному каналу.
Вик нехотя подхватывает разговор, и следующие десять минут проходят относительно мирно. Исподволь наблюдаю за классом — Громов в гордом одиночестве за последней партой пожевывает распухшую губу. Замечаю, что она подлатана тонкой медицинской нитью, и удовлетворенно ухмыляюсь. Каринка болтает со своей подружкой, имя которой я так и не запомнил. Алик и Антон в противоположном конце кабинета тихо переговариваются между собой, сосредоточенно уткнувшись в какой-то документ.
До урока остается еще минут десять, когда в класс заходит Дубль, лениво шаркает к своему месту и вдруг в ступоре замирает. Хмурится, пристально смотрит на пустую парту, даже наклоняется, чтобы заглянуть под нее. Потом рассеянно оборачивается, оглядывает класс и останавливает взгляд на Громове. Дубль направляется в его сторону, так угрожающе сверкая глазами из-под челки, что не по себе становится даже мне.
— Не понял! — он ударяет кулаком по парте Громова, заставляя того вздрогнуть и поднять испуганный взгляд. — Ты оборзел?
Я вижу, как Дубль хватает с парты Димы айфон. Судя по чехлу с картинкой из «Эдвенчер тайм» — свой айфон.
— Совсем страх потерял? — гремит Дубль на весь класс. Каринка аж дергается за первой партой и вся сжимается, становясь при своей миниатюрной комплекции совсем крошечной. — Какого хрена ты мой телефон взял?
Громов трясет головой, вытаращив глаза на кулак Дубля, который оказывается у него перед носом.
— Это не я… — бормочет Дима. — Честно! Вообще не понимаю, как он здесь оказался, я все время сидел здесь и никуда не вставал… Карин, ну скажи ты!
Карина вдруг расправляет плечи и вздергивает подбородок, отвечая с холодным достоинством:
— А я не следила, что ты там делаешь.
Удивительно.
Сам только что видел телефон Дубля у него на парте. Он потому и оставляет айфон так спокойно, что никто в своем уме не решится его тронуть.
Разве что в качестве изящной подставы.
Я смотрю на Антона — единственного из нас, кто вставал из-за парты в то время, когда Дубль потерялся в просторах школьного коридора. Васильев не поднимает взгляда, продолжая вчитываться в документ, но я замечаю проблеск лисьей бесноватой ухмылки на его губах. Незаметно подкинуть телефон Диме на парту для такого виртуоза как Антон — пара пустяков.
Между тем Дубль заводится не на шутку.
— Я тебе что, мешаю своими играми? — орет он на обмершего побледневшего Диму, наклонившись к нему всем корпусом через парту. — Жизни меня решил учить?
— Да отъебись ты, — выплевывает Громов неприязненно. — Делать мне больше нечего.
Дубль сжимает ладонь в кулак и резко заезжает им Диме по носу. Тот издает гортанный полный боли стон, закрывая ладонями лицо. Готов поклясться, что слышал смачный хруст.
Каринка тонко вскрикивает и с ужасом таращится на то, как Громов, поднявшись из-за парты и капая кровью из носа, грубо отталкивает Дубля и стремительно несется прочь из кабинета.
Как ни странно, произошедшее ничуть не будоражит класс.
Спустя пару секунд все отворачиваются, будто ничего и не было, продолжают заниматься своими делами. Дубль вытирает экран айфона о рукав пиджака и возвращается за парту, тут же утыкаясь в новый уровень игры. Только Каринка проницательно оборачивается в сторону Алика, но разве можно что-то предъявить человеку, который с безмерно усталым видом читает документ, выделяя строки текста желтым маркером?
— Что это только что было? — бормочет Виктор удивленно. Я в ответ только пожимаю плечами, хотя прекрасно знаю, чьих рук это дело. Словно подтверждая мои мысли, телефон вибрирует.
Открываю вкладку диалога с Антоном, где уже висит свежее сообщение от него:
«Понравилось шоу?».
Осторожно кошусь в сторону Антона так, чтобы этого не заметил Вик. И натыкаюсь на пристальный взгляд зеленых глаз. Антон мне подмигивает.
Строчу ожесточенное: «Я сам могу за себя постоять!»
Тут же приходит ответ: «Так это не для тебя. Это для того, чтобы Алик успокоился и не наделал глупостей».
— Кто это тебе пишет? — зевает Вик, без особого интереса листая каталог ауди в поисках подходящей обивки для салона.
— Да так…
Злюсь, хотя очень хотел бы испытывать лишь равнодушие.
Все в этой жизни, кажется, вертится вокруг Алика.
Когда заходит учитель, телефон снова вибрирует:
«После этого урока в курилке. Он хочет с тобой поговорить».
Набираю «да пошел он к черту», но так и не решаюсь отправить. Как бы там ни было, это первый перерыв в молчании за последние недели, и мне любопытно, что Алик собирается сказать.
*
Холодно.
За ночь крышу припорошило снегом, поэтому глаза слепит от обилия белого. На этом фоне я сразу замечаю Алика, стоящего у перил. Напряженные плечи, встрепанная светлая шевелюра. Когда оборачивается на меня — еще и пристальный нечитаемый взгляд и сигарета, дрогнувшая в слабом захвате губ при легком смешке.
Он ведь очень красив.
Но тот факт, что я думаю о его красоте именно сейчас, порядком меня злит.
Алик подходит, садится передо мной на корточки и рассматривает мое лицо. Потом поднимает руку и осторожно очерчивает пальцами царапину на скуле. Я дергаюсь, пытаясь отстраниться, но это сложно сделать, когда уже упираешься лопатками в матерчатую спинку коляски. Его прикосновения способны заставить забыть обо всем, даже о предательстве. Хрипло говорю:
— Руки убрал.
Алик грустно усмехается, но слушается. Делает последнюю затяжку и выпускает дым в морозный воздух, не спеша подниматься на ноги. Мы смотрим друг на друга на одном уровне достаточно долго, пока он не произносит:
— Ты же догадался? Почему все это происходит.
Я опускаю взгляд. Конечно, вчерашняя статья многое прояснила. И лучший способ защитить человека в таком случае — сделать вид, будто его не существует.
Алик вглядывается в мое угрюмое лицо, ясно читая на нем ответ. С облегчением улыбается и очень тихо выдыхает:
— Догадался. Умница.
Снова поднимаю на него взгляд, вкладывая в него всю боль и обиду, все то, что разрывало меня на куски, что возвращало меня в состояние ненавистной апатии в последние дни. И говорю холодно:
— Это тебя не оправдывает.
— Я знаю…
Алик подается вперед, несмотря на мою попытку оттолкнуть его за плечи, касается моих губ своими. Жадно, почти грубо. Вплетает пальцы в волосы на моем затылке, не давая отстраниться, проталкивает язык между моих упрямо сжатых губ, заставляя сдаться. Со всхлипом расслабиться, позволяя вести в поцелуе, позволяя самому себе нечаянную слабость.
Алик отстраняется, тяжело дыша, порывисто целует меня в подбородок, в нос, в зажмуренные глаза. Срывающимся голосом шепчет: