— На юго-запад.
— В спальный район? — предполагаю, изо всех сил стараясь не думать о другом приходящем на ум варианте. — К Воскресенскому или тому немому мальчику, у которого она куратор?..
— Или к офисным высоткам, — добавляет Илья, озвучивая худшие мои опасения, и на краткий миг оборачивается на Карину. — Какая там конечная?
— «Город», — отзывается она глухо.
Идиотское название для автобусной остановки, но сейчас я думаю совсем о другом. В том районе находится громадный офисный комплекс, принадлежащий компаниям Милославских и Громовых. Дурное предчувствие заставляет сердце забиться чаще, а все мысли разбегаются перед той, что грохочет жутким откровением в пустой голове — отец.
Отчаявшийся, не привыкший к тому, что за независимость приходится бороться потом и кровью. Опустивший руки, быть может, разочаровавшийся в слабости единственного сына. Сегодня утром за завтраком он казался особенно отрешенным и уставшим. Я судорожно вспоминаю выражение его лица, углубившиеся от грустной гримасы носогубные складки и морщинку между мученически сведенных бровей — это ли не лицо человека, который настолько устал от борьбы, что готов переступить опасную черту?
Илья замечает по моему застывшему взгляду, что на уме у меня сейчас догадки одна хуже другой, и говорит мягко:
— Дим, не паникуй. Мы еще ничего не знаем.
— А что тут знать? — шепчу, наблюдая за тем, как Ульяна выходит на остановке «Город». Она накидывает на голову отделанный пышным мехом капюшон и быстрым легким шагом направляется по небольшой аллее в сторону трех высоток, подпирающих собою сизое вспухшее от снежных туч небо. — И без слов ясно, к кому наше шпионское расследование ведет.
Мы выходим из машины и, выдерживая приличное расстояние, идем за Ульяной. Карина для конспирации надела широкополую черную шляпу и солнцезащитные очки, на Илью напялила мое дизайнерское серое пальто из последней осенне-зимней коллекции, которое сидит слишком плотно и нескладно на его широких плечах. А я, недолго думая, залез в папину дачную куртку камуфляжной расцветки, в которой он на охоту с друзьями ходит.
— Конспираторы, блин… — шиплю сквозь зубы, утыкая нос в воротник вязаного свитера.
Мы вертимся у дверей еще пару минут после того, как за ними скрывается Уильяна, а затем, приняв вид естественный и небрежный, заходим следом. У стойки ресепшена останавливаемся, чтобы взять пропуск.
— Здравствуйте, Дмитрий Тимурович, — блондинка-секретарша приветственно мне улыбается и с нотками легкого ничего не значащего флирта спрашивает: — Вы по делу или просто заглянули проведать?
Надо же. Левая сторона моего лица все еще опухшая, на мне запачканная грязью куртка на три размера больше нужного, нос покраснел от холода, а симпатичная девушка все равно смотрит на меня с нескрываемым интересом. Магия вне Хогвартса.
— По делу, — холодно отрезает Илья. Взглядом его сощуренных карих глаз, кажется, можно убивать.
Секретарша, глянув на него с обиженным недоумением, снова оборачивается ко мне:
— Вам на какой этаж?
Я улыбаюсь ей, пытаясь доброжелательностью этого жеста сгладить грубость Ильи, и спрашиваю:
— А вы не знаете случайно, куда направилась девушка, которая зашла буквально за минуты две до меня? Она моя подруга, удивлен ее здесь видеть. Хотел нагнать, поздороваться.
— Как же, знаю, — радостно отзывается секретарша. — У нее личное приглашение от босса.
— Отлично, тогда нам три пропуска к Громову, — нетерпеливо вмешивается Карина, положив руки на стойку. Секретарша удивленно качает головой:
— Нет, вы не поняли, не к Тимуру Игоревичу. К Олегу Павловичу.
Мы с Ильей и Кариной переглядываемся с одинаковым изумлением во взглядах.
— К Милославскому?
— Да.
От удивления у меня слова застревают в горле. Кончики пальцев немеют и отзываются болезненным покалыванием, когда я непроизвольно с силой сжимаю ладони в кулаки.
— Тогда три пропуска к нему, — хмыкает Илья и хмурит светлые брови.
— Нет, Илья, — я тяну его за рукав пальто, добавляя хрипло: — К нему-то мы как раз и не можем. Для этого мне бы самому потребовалось личное приглашение Милославского. Здесь я вправе подниматься только на этажи нашей компании.
— Все верно, — секретарша вновь улыбается, но на этот раз уже безжизненно и дежурно, будто мы наскучили ей. — Дмитрий Тимурович, хотите, я вас с ним соединю?
Этого только не хватало.
Под предлогом срочного дела врываться к Милославскому и требовать от него внятных объяснений.
— Нет, спасибо… В другой раз.
Мы отходим к лифтам, отрешенно наблюдая за тем, как прозрачные кабинки, набитые сотрудниками, плавно трогаются с места, то двигаясь вверх и скрываясь под высоким потолком офисного атриума, то вновь опускаясь, чтобы выпустить и принять новые потоки людей.
Я готов провалиться сквозь землю от стыда, но в этот момент я испытываю громадной силы облегчение от осознания того, что мой отец не причастен к шантажу.
— Как думаешь… — Карина снимает свои темные очки и смотрит на меня внимательно и грустно. — Как отреагирует Алик, когда узнает, что его отец… Ну…
— Узнает, что его отец что? — раздается прохладный вопрос.
Мы резко оборачиваемся.
У лифта стоит Алик. В деловом темном костюме, с пузатой папкой бухгалтерского отчета в руках. Он прищуривает серые глаза, оглядывая всех нас по очереди, а потом спрашивает вкрадчивым обманчиво сладким голосом:
— И что это вы трое здесь делаете?
Комментарий к 5. Вне подозрений
* - “…Фрэнка Синатру, поющего о непрерывном снегопаде и домашнем уюте” - речь идет о песне “Let it snow”
========== 6. Никита ==========
Самое забавное, что Леша до сих пор не заметил ничего подозрительного.
Два раза на неделе я оставался ночевать у Алика, теперь почти постоянно пропадаю вместе с ним после школы, домой возвращаюсь с откровенными засосами на ключицах и под кадыком, а брат даже бровью не повел. Тему Алика и семьи Милославских он обходит за десять верст, поэтому вывести его на откровенный диалог не удается. Если честно, я даже не знаю, с чего начать этот разговор.
Поэтому и сейчас на смс «Сегодня дома?» я отвечаю кратким «Неа», тут же убирая телефон в ящик рабочего стола Алика.
В сотый раз окидываю взглядом его кабинет.
Все еще чувствую себя здесь неловко, как будто сам работаю в гигантском офисном комплексе, принадлежащем Милославским, и теперь меня вызвали к начальнику на ковер. Хотя и должен, по идее, чувствовать себя хозяином положения.
За отсутствием спустившегося за документами Алика устроился в большом кожаном кресле, решаю задачки по алгебре и изредка, уходя мыслями от домашней работы, прислушиваюсь к едва различимой болтовне секретарши в смежном помещении. Даже капучино пью во второй раз, нещадно эксплуатируя кофе-машину.
Подумать только, из этого самого кресла Алик наряду с отцом верховодит всей компанией.
Задумываясь об ответственности, которая лежит на его плечах, я начинаю представлять, могла ли наша жизнь сложиться иначе. Если бы Алик смог найти меня после той драки в четырнадцать. Мы бы ввязались в новую потасовку, наставили бы друг другу цветастых гематом. Быть может, подружились бы. Вместе гоняли бы в баскетбол после школы.
Отец Алика вовремя бы заметил маниакально-депрессивный психоз жены и положил бы ее в клинику. Она бы никогда не сбила моих родителей на трассе. У меня были бы действующие ноги.
Мы с Аликом бы росли в полных семьях. Он бы отказался наследовать бизнес отца, потому что его помощь бы не потребовалась.
И в этот самый момент мы бы встретились в кафе или на баскетбольной площадке, куда каждый из нас пришел бы после уроков в своих школах. Обычные подростки с обычными подростковыми проблемами. Быть может, мы бы впервые поцеловались, осознав за нашей дружбой нечто большее, чувственное и заставляющее сердце биться быстрее. И я бы оттолкнул Алика, смущенно сказав, что я «не из этих». Он бы невыразительно хмыкнул, поджав губы, и тогда я, не задумываясь, потянулся бы поцеловать его сам.