Лешка закашливается, с грохотом ставя только что открытую банку на стол. Он сидит, вытаращившись на Василису с таким изумлением, будто она заявила, что нашла под мойкой радиоактивные захоронения.
Тишина, прерываемая лишь бодрым голосом комментатора, льющимся из телевизора, становится практически физически ощутимой. Я понимаю, что если немедленно не разрядить обстановку, эти двое могут просидеть в напряженном полном вопросом молчании целую вечность. Поэтому, повернувшись к Лешке, я возмущенно восклицаю:
— Вы что, занимались сексом?!
Василиса издает сдавленный смешок, а Лешка, заливаясь краской, отвешивает мне сильный подзатыльник.
— Тоже мне, шутник нашелся, — бормочет он, хватаясь за банку и делая три шумных больших глотка. Потом вытирает губы ладонью и смотрит на Василису с широкой идиотской ухмылкой. В его увлажнившихся глазах столько волнения и трепета, что даже мне становится неловко. — Лиса, правда, что ли?
На месте Василисы я бы уже давно огрел бы Лешку чем-нибудь тяжелым. Но она лишь мягко смущенно улыбается и тихо говорит «да».
Леша поднимается, огибает стол, чтобы привлечь к себе раскрасневшуюся от чувств Василису и крепко поцеловать ее в губы.
— Фу-у, мамочка с папочкой развели розовые сопли, — тяну я, закатывая глаза. Я переставляю свою тарелку в раковину, беру банку пива и откатываюсь от стола. — Я к себе.
— Угу… — бормочет Леша невнятно, даже не прерывая поцелуя.
Я лишь улыбаюсь, осторожно выкатываясь из кухни и направляясь в свою комнату. Внутри меня полнится и поет абсолютное, не замутненное ничем счастье.
Уже позже, когда я начинаю волноваться из-за отсутствия каких-либо вестей, мне приходит смс от Алика: «Прости, сегодня я вел себя как мудак. Я заезжал на дачу за кое-какими документами, возвращаться в город в ночь нет смысла. Ложись без меня. Встретимся завтра в школе. Прости меня еще раз. Люблю».
Чувствую, как во мне поднимается жгучая волна стыда. В каждом слове я вижу искреннее раскаяние Алика, а еще — его безумный парадоксальный страх меня потерять, который не отпускает Милославского, кажется, с самого начала нашего знакомства.
Поэтому я быстро пишу в ответ: «И ты меня прости… Я разозлился и не стал ехать к тебе. Ночую дома, все в порядке. Не гони завтра утром сильно, на дороге может быть туман».
Отправляю, а потом, улыбнувшись собственным мыслям, пишу: «И я тебя люблю».
Мысль о том, что же за документы могут храниться на даче, почему-то не приходит в этот момент мне в голову.
========== 6. Пустые гнезда ==========
Горе не беда, и не важно, на сколько зим -
Гнезда навестим,
Однажды.
(Mujuice «Журавли»)
Впервые за все время моего обучения в лицее отменяют урок.
Причем не какой-нибудь, а священную алгебру, хотя «эй, Арнольд» в начале года вещала о том, что количество часов, отпущенное на ее дисциплину, и так слишком мало, чтобы пренебрегать даже одним занятием.
Директор разрешает нашему классу устроиться в кафетерии, попросив вести себя тихо. Мы с Виком, Дублем и Кариной занимаем столик у одного из панорамных окон, выходящих на заснеженную парковую территорию. Громов, явно находясь не в духе, садится на диванчик у входа вместе с Пашей Минераловым, тем парнем, факт наличия которого в нашем классе как-то из раза в раз забывается.
Ромашка, Антон и Алик не появляются даже к середине урока.
И внутри моей грудной клетки настойчивым зудом растет дурное предчувствие.
— Мне это ох как не нравится, — заявляет Вик, откидываясь в кресле. Он задумчиво разглядывает трубочку в своем молочном коктейле и пожевывает нижнюю губу. — Они ведь не могли втроем, не сговариваясь, заболеть или решить прогулять. Их богатенькие задницы ничто бы не спасло от гнева Арнольдовны, будь она здесь.
Вик поднимает на меня вопросительный взгляд, а Карина, теребя кончик рыжей косички, легонько с намеком покашливает.
— Нет, — предугадываю я незаданный вопрос, откусывая от сникерса. Нуга с орехами противно липнет к зубам. — Алик не отвечает на звонки.
Я был в полной уверенности, что мы пересечемся еще на школьном дворе. А сейчас, не получив от него ничего, кроме серии протяжных гудков и мертвой тишины в ответ на восемь смс, я начинаю медленно и вдумчиво себя накручивать. Может, что-то случилось по пути с дачи? Застрял в пробке, попал в аварию? Или проспал, сморенный свежим загородным воздухом, и видит сейчас десятый сон?
Дубль, поглядывающий на меня из-под русой челки, замечает мою нервозность, поэтому успокаивающе произносит:
— Да не парься, Ник. Если бы что случилось, давно бы уже всех на уши подняли. Мы бы сразу узнали.
Его слова немного, но успокаивают.
Я еще раз кусаю сникерс, на этот раз стараясь сразу же слизать с зубов нугу.
— И все же, — не унимается Виктор, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — У меня создается впечатление, будто кто-то методически рушит все, что наработали за долгие годы три гиганта нашего города.
Мы с Дублем и Кариной смотрим на него с недоумением, и Вик терпеливо поясняет:
— Мой папа не последний человек у Романова. Он сказал, что и у них не все идет так гладко, как хотелось бы… Кто-то прокатил между Милославским, Громовым и Романовым яблоко раздора.
— Даже если так, — с нажимом произносит Дубль, подаваясь чуть вперед, чтобы его слова не услышала работница кафетерия, протирающая соседний столик. — Ничего не буду говорить про Ромашку. Но Алик и Антон слишком многое на себя берут. За последний месяц-другой они по уши вляпались в родительский бизнес, таковы были обстоятельства… Но как бы их не поматросило и не вынесло на обочину. Все же, у них нет ни должного опыта, ни знания всех фишек и подводных камней, чтобы пытаться собственными силами предотвратить крушение корабля… Они все еще мальчишки.
«Они все еще мальчишки», — эти слова врезаются в мысли оглушительной ударной волной. Мне вспоминаются все слухи о выходках этих ребят, разбитые и подорванные тачки, исключение из американской школы, подложенный огнестрел. Драки до выбитых зубов и сбитых в кровь костяшек. Жуткий опыт Антона с наркотиками, после которого он чуть не задохнулся в луже собственной рвоты.
Они все еще мальчишки, чтобы браться за сопряженный с риском бизнес и разбираться в сложной системе вовсе не деловых отношений, за этим бизнесом стоящей.
Но они все еще мальчишки, чтобы совершать глупые опасные вещи.
Дубль со вздохом откидывается на спинку дивана и достает телефон, включая очередную игрушку и демонстрируя тем самым, что не намерен продолжать разговор. Виктор берет свой и мой бокалы из-под молочного коктейля и идет за добавкой, а Каринка шустро пересаживается ближе ко мне, наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Дима сегодня утром ругался по телефону. С Аликом.
Я удивленно вздергиваю брови. Сердце бьется быстрее.
Все утро телефон у Алика был недоступен. Что означает как минимум то, что он сейчас пользуется вторым номером.
— О чем они говорили? — шепчу я в ответ, поглядывая на Виктора, смеющегося и болтающего с кассиршей кафетерия.
Карина пожимает плечами и кидает полный досады взгляд на Громова. Тот неподвижно сидит на диване в противоположном конце кафетерия, хмуро уставившись в одну точку на стене.
— Он только повторял все время «ты никогда меня не слушал», — говорит Карина, а потом неуверенно добавляет: — Я сначала подумала, что речь о ситуации с Ульяной. Но с ней отец Алика разобрался еще вчера, быстро и без лишнего шума… А потом все опять скатилось на личности, и Алик с Димой как обычно стали цапаться на почве прошлых своих отношений…
Карина запинается, будто сболтнула лишнего, и смотрит на меня виновато.
— Черт. Ты ведь, наверное, не особо хочешь слушать о… Ну, о них…
— Карин, — фыркаю я мрачно. — Алик неизвестно где, неизвестно чем занимается, и неизвестно в какую передрягу может попасть. Ты действительно думаешь, что сейчас самое время для меня, чтобы ревновать?
Карина слабо улыбается и мягко поглаживает меня по ладони.
— Ты ведь не похож ни на кого из нас, знаешь?