— Да кто ж тебя обвиняет, — произношу примиряющим тоном и, невольно жалея его и теряясь от упадочного настроения Антона, которого ни разу не видел таким, спрашиваю: — Ты чего такой смурной?
— У меня пиздец на личном фронте, — криво усмехается Васильев. — Раненых уносят с поля боя, отстреливаемся из последних сил.
— Ульяна? — догадываюсь мгновенно.
Она единственная не звонила мне в течение всей недели, и только сейчас я понимаю, что нежданное возвращение Алика и Антона напрямую коснулось и ее.
— Угу, — Антон лезет в карман и достает красную бархатную коробочку, неловко подкидывая ее в руке. — Неудачный сюрприз сделал. Подъехал к ее дому… С цветами, музыкой, ну клоун натуральный. Она вышла на порог, посмотрела на меня. Строго-строго так посмотрела в глаза, потом на это посмотрела…
Антон открывает коробочку, и я гляжу с немым удивлением на тонкое золотое колечко.
— Ты охуел? — спрашиваю громко. — Ты ей предложение сделал что ли?
— Говорю же, неудачный вышел сюрприз, — простецки дергает плечом Антон и засовывает коробочку обратно в карман, глядя на то, как дети копошатся в песочнице на площадке неподалеку. — Короче, она захлопнула дверь у меня перед носом. Я все звонил и звонил, стучался, а потом ее отец выскочил в одном халате. С охотничьим ружьем. И что ты думаешь?
Я с напускной серьезностью оглядываю Антона и произношу, едва сдерживая смех:
— Ну, в тебе вроде нет дырок от пуль.
— Да он мне все колеса прострелил на тачке, — отмахивается Антон, морщась. — Пришлось вызывать эвакуатор и обратно катить на такси. Тот еще псих, этот Климов. А Уля… Даже слова мне не сказала.
— А что ты хотел? — спрашиваю с легким смешком. — Чтобы она тебе простила полтора года разлуки и радостно бросилась на шею?
Антон смотрит на меня своими пронзительными зелеными глазами и тихо тянет:
— Ну, ты же Алика простил.
— Это не одно и то же, — благодушное настроение во мне тут же сменяется защитной холодностью.
— А чем вы отличаетесь от простых смертных, позвольте уточнить? — хмыкает Антон беззлобно. — У вас любовь другого розлива? Внеземная и недосягаемая?
Его сардонический тон больно колет под ребра. Но кто я такой, чтобы судить Антона. Ему крепко досталось, и вовсе даже не за дело, а за поддержку друга. Потому что он за Аликом, как и Вик за мной, отправится и в огонь, и в воду.
— Я имею в виду, — поясняю спокойно. — Что это не одно и то же: простить и быть вместе, как и прежде.
— Разумеется, не одно и то же, — вздыхает Антон и снова улыбается, скрываясь за этой улыбкой как за непробиваемой стеной. Надевает солнцезащитные очки, и тот другой, хмурый и расстроенный Васильев исчезает. — Но одно — неминуемое следствие другого. Жизнь нам, понимаешь ли, Ник, дана для ошибок. Никогда не стоит сомневаться, сделать ли ошибку. Лучше сделать, чем потом мучиться догадками — вдруг, подфартило бы, и то не ошибка была бы вовсе, а джек-пот? Жизнь одна, да и она короткая. К чему тратить ее на сожаление и сомнения?
*
Несколько дней размышлений, и вот я, плевавший на все доводы скептически настроенного рассудка, звоню Дублю и с придыханием сообщаю:
— Выкупаем, Поль, выкупаем.
Представляю, как вытянется лицо Смолова-старшего, когда он узнает, что его сын приобрел на последние деньги со сберегательного счета сеть паршивых закусочных на отшибе города.
— Точно? — спрашивает Дубль с подозрением. — Как-то быстро ты перешел от «ничего не хочу в этой жизни» к решительному «а давай».
— Мне посчастливилось поболтать с одним очень мудрым бродячим философом, — смеюсь беззаботно, прижимая трубку ухом к плечу и одновременно с этим пытаясь завязать шнурки на кроссовках. Слова Антона возымели совсем не тот эффект, на который он рассчитывал, зато сдвинули меня с мертвой точки жалости к себе и беспробудной меланхолии. — Только чур, моих будет десять процентов.
— Офонарел?! — ревет Дубль мне в ухо так громко, что я чуть не роняю телефон. — Пятьдесят, чтобы чин по чину.
— Да какой же это чин по чину? — удивляюсь. — Мы на чьи шиши выкупаем сеть? На твои. То, что я совладельцем стану и дела буду вести, бизнес-планы составлять худо-бедно с твоей помощью, цены мне не делает.
— Сорок, — отрезает Дубль сухо.
— Пятнадцать, — не уступаю с разыгравшимся азартом.
— Тридцать, — вздыхает Дубль. — И даже не думай возражать. С первой выручки подумаем… Да когда она еще будет. Может, и делить нечего будет.
— Заметано, — я смеюсь с немыслимым облегчением.
И вовсе не из-за безумного плана попробовать себя на поприще малого бизнеса. Просто я думаю, отойдя немного от разыгравшихся не на шутку эмоций, что Антон чертовски в чем-то прав. И что Алик, сколько бы боли он мне не причинил, научил меня главному.
Вставать раз за разом на ноги и никогда не останавливаться.
*
Закусочные называются «На обочине», что мне кажется каким-то скрытым издевательством и явной нацеленностью на маргинальную целевую аудиторию и голодных дальнобойщиков, а позитивно настроенному Вику — отсылкой к Стругацким.
Впрочем, когда мы заглядываем в отчетность, энтузиазма убавляется и у Лебедева.
— Это они расходы с доходами перепутали?.. — уточняю робко.
— Да нет, Ник, — вздыхает Дубль. — Это, что называется, познакомься с работой себе в убыток. Небось, ты такое только в задачках по школьному курсу экономики видел?
— Никитос по большей части спал на этих уроках, — усмехается Виктор, разглядывая ровные столбики цифр. Он постукивает пальцем по странице. — Ладно, еще эти два заведения, они хоть как-то справляются. Но третье. Ужас, они вообще ничего не окупают!
Я заглядываю в журнал и смотрю на адрес. Что-то шевелится в памяти.
— А это случайно не…
— Угу, — угрюмо отзывается Дубль, проводя рукой по встрепанным волосам. — Кажется, это возле мэрии. И прямехонько перед гаражами Пашки Минералова.
Хозяин сети, лысеющий полный мужчина под пятьдесят, выходит из подсобки. Вытирает руки о замызганную тряпку и раздосадовано пожимает плечами.
— С третьим заведением все плохо, — говорит он сосредоточенно что-то высчитывающему на калькуляторе Дублю. — Павел и его компания с нами не в ладах. Все делают, чтобы отпугнуть клиентов. То устраивают дикие гонки во время ланча прямо перед закусочной, то заявляются шумной толпой, занимают все помещение, ничего не заказывают и рубятся в карты. Рекламные щитки обдирают под ноль… Никакой управы на них нет. Я устал бодаться с ними, вот и продаюсь, пока по уши не влез в долги.
Хозяин ничего не добавляет к этому, бормоча что-то невнятно себе в усы. Но мы прекрасно понимаем, что в случае с Пашей жаловаться властям бесполезно. Хотя бы потому, что его Минералов-старший не последний человек в среде управленцев, и любой скандал он может с легкостью повернуть против обиженной стороны.
— У тебя же нет столько бабок, чтобы без ущерба себе набрать на устраивающую Пашу взятку? — осторожно уточняет Вик у Дубля. Тот отводит взгляд и с явным неудовольствием и уязвленной гордостью кивает.
Я не готов сдаваться так легко.
Мне в голову приходит совершенно безумная идея и, пока не передумал, я говорю спокойно:
— Поль, все равно выкупаем.
Дубль смотрит на меня с удивлением.
— Допустим, с финансовым балансом двух заведений я разберусь, не зря отец меня этими делами стращал, — тянет он неуверенно. — Но я не той масти карта, чтобы вступать в открытую конфронтацию с Минераловым.
— Я с ним разберусь, — заявляю, хотя едва ли зародившиеся в голове сомнения и мой внутренний настрой соответствуют решительности тона. — К тому времени, как сеть будет нашей, проблема будет улажена.
Вик и Дубль переглядываются с одинаковым непониманием во взглядах. Хозяин заведения и вовсе негромко фыркает, даже не скрывая скептицизма.
Я откатываюсь к дальним столикам, чтобы меня никто не услышал. Пока Вик и Дубль перешептываются, склонив головы над журналом с отчетностью, я достаю телефон и набираю нужный номер.