Триплет стоит возле недавней тачки Дубля, непринужденно болтая с самим Пашей. Я вижу, как напрягается Поля при виде брата и своей машины, но лишь молча выходит из салона и идет доставать мою коляску.
— О, Ник, — когда я перебираюсь на коляску, к нам подходит Антон. Постригшийся, с легкой, оставленной будто по недосмотру светлой щетиной. — Здорово.
Переглядывается с Улей — я вижу в глазах обоих тщательно скрываемую радость, будто они стесняются признаться в том, что не поминают больше былое. Меня слегка уязвляет непринужденность, с которой оба обнимаются, не отстраняясь дольше положенного. Хочется верить, что во мне говорит не зависть, но правда в том, что я многое бы отдал, лишь бы уметь отпускать обиды так же легко.
Уля и Антон идут поздороваться с Кариной и Димой, которые сидят на ящиках с напитками и лениво играют в карты. А к нам с Дублем подходит, выбравшись из шумной толпы бизнесменов и моделей, Алик.
Он останавливается в нерешительности возле меня и кидает краткий недружелюбный взгляд на Дубля. Тот отвечает полной взаимностью. Лишь спустя пару секунд я понимаю, что оба — каждый в своей манере и со своим подтекстом — истово меня ревнуют.
— Перестаньте, — говорю, неприязненно морщась. — Я вам не товар, подлежащий дележке.
Алик отводит взгляд в сторону, хмыкая.
Против воли я любуюсь его ровным профилем, светлыми забранными в хвост волосами, контуром капризных чувственных губ. С того момента, как я в первый раз его увидел, для меня не существовало, наверное, людей красивее.
— Я вас оставлю, — находится Дубль и угрюмо обращается лично к Алику. — Если обидишь его, глотку вырву с корнем, понял?
— А он верная псинка… — замечает Алик, когда Дубль направляется в сторону вала, похлопывая себя по карманам в поисках сигарет.
— Саша! — одергиваю его с укором, и Алик усмехается.
— Прости.
Я удивляюсь тому, что он ничего не возражает в ответ на имя. У меня оно вырвалось машинально, но Алик даже бровью не повел, хотя раньше взбеленился бы на этой почве мгновенно.
— Меня так мама называла, — говорит Алик, и в его голосе проскальзывает едва уловимая приправленная горечью нежность. — Для меня это имя ассоциируется с любовью.
Смотрю на свои руки, понимая, что если подниму сейчас взгляд на Алика, то выдам себя с головой. Выдам нестерпимое желание называть его Сашей всегда, каждый божий день.
Говорю на выдохе прежде, чем успеваю подумать:
— Можно я поеду с тобой?
— На этой гонке? — удивляется Алик.
— Да.
— Ни за что, — хмурится Алик. — Слишком опасно. Я не могу каждый раз поручиться за собственное здоровье, перескакивая за отметку ста восьмидесяти километров, что уж говорить о тебе… К тому же, ты рядом будешь сильно отвлекать от дороги.
Я смущаюсь и ничего не отвечаю.
Алик глядит меня внимательно и долго, мало внимания обращая на оклик Антона и то, что толпа стекается к линии старта, а Паша заводит свою машину.
— Тогда иди и принеси мне победу, — говорю твердо, стараясь совладать с голосом и не выдать волнения. Алику сейчас, перед гонкой с неуправляемым взбалмошным Минераловым, ни к чему чужое беспокойство.
— Обязательно, хороший мой, — Алик наклоняется, кладет руку на мое плечо и кратко целует в губы. Легко, едва касаясь своими сухими моих, влажных и обветренных. На глазах у всех.
Сердце пропускает удар.
И я думаю, что непременно скажу ему после гонки.
Непременно скажу.
*
И Паша, и Алик едут не на своих машинах. Им подгоняют две ауди ребята из компании Минералова, что вселяет в меня смутное беспокойство. Я вижу по тревожной складке между бровей Алика, что его никто не предупредил. Он садится на водительское место и внимательно оглядывает чужой салон, будто пытается привыкнуть к незнакомым габаритам. Вижу, как Антон, взбешенный этим фактом, пытается договориться с двумя охранниками, вежливо, но настойчиво не пускающими его к линии старта.
— Не к добру Пашины эксперименты. Даже Ромашка не менял правила за пять минут до начала, — замечает возникший словно из ниоткуда Виктор. Сейчас, наблюдая за тем, как Алик и Паша заводят машины, и на полосу дороги выходят две девушки в коротких юбках и с цветастыми флажками в руках, он забывает даже про давнишнюю неприязнь к Алику.
Ромашка, к слову, тоже выглядит изумленным.
Он отвлекается от разговора с девушкой-моделью, со сдержанным интересом наблюдая за происходящим. Отвыкший за год от жгучей не терпящей компромиссов вражды, он, кажется, испытывает внутреннее непроизвольное отвращение к разного рода козням.
— Три! — звучит как гром посреди ясного неба объявление судьи.
Уже?
Я вытягиваю шею, но не могу разглядеть Алика за хлынувшими ближе лицеистами.
— Два… Один!
Взвизгивают шины резко пошедших на ускорение машин. Мокрый песок градом разлетается из-под колес, брызгая на тех, кто стоит ближе к дороге. Поднимается гвалт и шум. Остро пахнет паленой резиной и бензином.
Машины пропадают в отдалении, теряются в тумане между песчаными насыпями.
Дубль и Виктор зычными окриками разгоняют школьников, чтобы помочь мне подобраться ближе. Когда мы с трудом пробиваемся к месту, с которого видно происходящее, машины уже заходят на второй круг. Паша дышит в спину Алика, едет так близко, будто стремится резко сдать влево и проехаться прямо по боковине.
Песок взметается высоко, попадает мне в рот и глаза.
Сквозь выступившие слезы я наблюдаю с дико колотящимся сердцем, как с неистовым ревом машины сворачивают, чтобы объехать вал и вылететь прямиком на финальный круг.
— Финишная прямая, — шумно дышит на ухо Вик.
— С движком что-то не то, — озвучивает мою догадку Дубль с другой стороны.
Машины с каждым новым кругом несутся все быстрее. Так, что не разобрать лиц водителей. Но сложно не заметить неестественно громкий гул мотора в одной из ауди. И я понимаю, подстегнутый к панике поднимающимся внутри чувством тошноты, что так греметь движок Паши не может просто потому, что Минералов всегда выше неполадок и фатальных случайностей.
— Гад, — выдавливает Антон, с силой потирая межбровье.
При одном только взгляде на его ссутуленные напряженные плечи и застывшую у рта ладонь мне становится еще хуже.
— Вик, — говорю, дергая Лебедева за рукав. — Быстрее, давай сюда свою машину.
Как ни странно, Вик понимает меня без лишних слов.
Он оттаскивает мою коляску за пределы плотно примкнувшей к дороге толпы и бежит к своей тачке. Когда он подгоняет ее ко мне, я забираюсь на пассажирское сидение и захлопываю дверь, не заботясь о брошенной коляске.
Вик объезжает людей, минуя финишную черту, и в ожидании тормозит неподалеку.
Машины Алика и Паши показываются по ту сторону вала спустя пару секунд. Алик обгоняет Минералова всего на несколько сантиметров и уже ближе к заветной черте ударяет сильнее по педали газа и ускоряется.
Сердце ухает вниз.
Алик приходит первым, но я слышу, как что-то оглушительно щелкает, и, в отличие от резко затормозившего сразу после финиша Паши, он несется дальше вперед.
Толпа ликует, взрываясь свистом и смехом.
Вик же взволнованно кричит в раскрытое окно:
— Тормоза! Тормоза!
Отказали.
— Гони, Вик! — ору я, не помня себя от страха.
Вик срывается с места так резко, что я ударяюсь виском о стекло, немея от болевой вспышки. Мы едем вслед за стремительно несущимся вперед Аликом, то и дело теряя его из вида за взвесью влаги и летящего из-под колес песка. Вик с трудом уходит влево, отчаянно пытаясь его нагнать и матерясь сквозь зубы. Над его верхней губой поблескивают капельки пота.