Гамзат Цадаса довольно усмехнулся. Это походило на состязание ашугов.
— Я борюсь со старыми порядками, — сказал он, — они не хотят умирать и мешают людям…
— Да, да, это очень печально, — отвечал Омодео. — Я вам расскажу случай, которому я был свидетель в одном глухом месте Апеннин; в этих горах, когда надо было ставить плотину, она должна была залить, разрушить старую мельницу, на которой жили два полоумных старика — мельник с мельничихой. Они протестовали, как могли. И когда увидели, что их сопротивление бесполезно, то решили погибнуть вместе с мельницей. Мельника силой вытащили из воды, а мельничиха — за ней не уследили — она осталась на мельнице и погибла из-за того, что не хотела понять, что мельница отжила свой век…
— Я не думаю, — добавил он, — что жители аула Сулак, который будет залит водой, когда встанет плотина, и которые сегодня не верят, что так высоко подымется вода, будут протестовать. Я думаю, что наш дорогой врач, лечащий словами, убедит их не вставать против плотины…
— Горцы сегодня уже другие, — сказал Гамзат, — они сами просят о строительстве плотин. Вот мы сооружаем и в Гергебиле плотину. Может быть, почтенный гость скажет что-нибудь о ней…
Итальянец ответил с вежливой улыбкой и наивными глазами:
— Мы проезжали Гергебиль ночью. Я, к сожалению, только слышал голос реки, но не видел ничего. И я ничего не могу сказать… А то, что горцы сами просят сооружать плотину, мне нравится. В Мексике пеоны — это бедные крестьяне — настаивали перед владельцами земель на постройке плотины. И пеоны, чему я очень рад, победили жадность и косность своих хозяев.
— Наш гость любит горы? — спросил Гамзат Цадаса. — Он так тепло говорит о них!
— О да, — воскликнул Анжелико Омодео, — очень люблю! Я друг Селлы. Вы, наверно, слышали его имя?
Горцы не слышали, но я объяснил итальянцу, что имя Селлы как восходителя, альпиниста, много путешествовавшего на Кавказе, известно, и еще больше он известен как великолепный мастер горных съемок. Он чудесно фотографировал горы, и его снимки стали классическими, они иллюстрируют книги Фришфельда о Кавказе…
— Да, да, — сказал довольный Анжелико Омодео, — я люблю горы, я видел их много, очень много. Я построил в горах сорок плотин и спроектировал около ста. Горы похожи, как братья. Брат вашего Хунзаха в Сычуани. Это в Китае…
Он добродушно засмеялся:
— Я рассказывал о плотинах диким племенам в Южной Америке. Кажется, они были даже людоедами. Сегодня я говорю с горцами. Завтра я еду в Африку…
На другой день рано утром Анжелико Омодео уехал со своими спутниками в Ботлих, вольно или невольно обманув Нур Магому Махмудова, того изобретателя-горца, который один построил в своем ауле гидростанцию. Омодео сказал, что, если будет время, он зайдет посмотреть это сооружение, но не зашел — уехал.
Махмудов показал нам построенную им гидростанцию, канаву, по которой поступает вода, доску; если вынуть ее — станция работает, поставить снова на место — станция прекращает работу.
Все было удивительно: и турбинки, и колеса, одно из них — водосборное, и сам домик, и сам строитель-кузнец, аульный самоучка, горский Кулибин.
Мы шли с Гамзатом Цадасой и говорили о талантах из народа, которые так проявили себя в советское время. Гамзат рассказывал о Халиле Мусаеве, диковинном оружейнике, который провел в аул за два с половиной километра водопровод, сам изобрел сверло, которым сверлил бревна, по этим деревянным трубам пошла в Согратль вода, построил без архитектора школу, соорудил перед школой памятник Ленину, голову сделал сам. Он может ремонтировать, строить, изобретать. Сколько таких Мусаевых по всему Дагестану!..
Он подумал и сказал задумчиво:
— Старею, мне уже пятьдесят шесть лет. Есть одна у меня мечта. Если бы она исполнилась, я был бы счастлив. Моему сыну Расулу десять лет. Я исполнил в жизни, что хотел. Я достиг знаний, с детства писал стихи. Сладостны песни Чанки и Махмуда. Но трудно, борясь с темнотой и нуждой, жил народ. Я писал о том, что мрачно, что нужно изгнать из жизни. Я писал, осмеивая, проклиная, нападая. Не щадя, я бичевал и бичую, бью, как камчой, обличаю, издеваюсь. Но теперь пошла другая жизнь… Вы видели, как по-новому начинают жить в горах… В старой крепости — школа. Кому нужна крепость? Школа всем нужна. Вся жизнь станет школой. И уйдут темные люди и темные времена. Останутся мои песни. А кто будет мне наследовать? Конечно, поэт других времен. Я хочу, чтобы этим поэтом был мой сын, мой маленький Расул…