— Ха, — сказал стрелок с юго-запада, услыхав прочитанное письмо, — у нас контрабандисты на Теджене старее, хитрее. Донесли раз, что пронесено через границу четыре мешочка жемчуга. А черт знает ему цену. Пошли в то место, взяли мешочки. Снесли в таможню — будьте добры — радуйтесь, получайте на память — наложили на жемчуг народные печати…
— Вечером сижу один, приходит тех мест бородатый такой шайтан, ничего не боится — скупщиком у нас на счету состоит. По-русски, по-фарси говорит, как святой.
— Можно, говорит, с тобой беседовать один на один?
— Ну, можно…
Подходит вплотную, оглядывается на дверь.
— Завтра я тебе принесу четыре мешочка с жемчугом и четыре тысячи рублей…
— А ты помнишь, где ты это говоришь?
— Э, помню, все помню. Ты — начальник, взрослый человек. А! Решай сразу…
Я помолчал, думая, как его, черта, уколупнуть.
— Что, — говорит, — думаешь, не выйдет. Решай сразу. Да! А что, думаешь, не выйдет?..
— Не выйдет, — говорю, — катись…
— Ну, так прости меня, я старый человек, но ты дурак…
— Что ты сказал? Ах ты, сукин сын. Повтори…
— Не волнуйся, зачем волноваться? Ты верно слышал: я так и сказал: ты — дурак, начальник…
Повернулся и ушел. Я плюнул ему вслед, а на утро нарочно узнал на таможне, что за жемчуг. Оценили в 14 000 рублей. Такие дела…
— Наша граница трудная, лихая наша граница, — сказал третий, — поедешь на линию, где проволока оборвана, починить, включиться нельзя никак, не заземлить — хоть ты лопни: влажности в земле никакой. Ну шомполом ямку устроишь, помочишься и лошадь приведешь подбавить, — тогда еще можно дело сделать, а так пропадай — пыль сухая-пресухая, а не земля. У нас в пещерах кое-где, в палатках стоят. Заблудился один парень у нас, от поста до поста шестьдесят километров, украинец был, дали ему компас, а он взял, как милый, а ни черточки в нем не понимает. Заблудился он, блуждал, блуждал, ездил, ездил — не найти дороги. Слез он с седла, показал свой компас маштачку своему: «Мишка, подывысь!» Посмотрел Мишка, ушами повел, — мол, соображу как-нибудь, — и к вечеру вывел его на пост. Вот уж хохотали над ним. «Мишка, подывысь», — так и говорим теперь к слову…
— Держал раз бой, — вступил в беседу татарин-кавалерист, — большой бой, — держал с басмач. Сто тридцать восемь басмач было. Отбили всех, урон считали свой: сдохли три лошак. — Он помолчал немного, выпустил дым изо рта и добавил: — И старшина сдох один… хороший был старшина…
— За десять патронов афганцы овцу дают, — спросил я, — правда ли это?
— Бывает, — сказали сидевшие у коновязи, — их хлебом не корми, дай оружия, а стреляют меж тем неважно. Солдаты у них на постах в одних подштанниках караул держат. Начальник заставы, сами видали вы, в женском пальто ходит. Персы только одеты чище, а насчет храбрости — не герои. Завелся у них разбойник на самой границе, так они пришли со своего поста на наш и говорят: «Если он нападать будет, вы уже не гоните нас — мы к вам прибежим».
«Ну, что же, — говорим, прибегайте, спрячем куда-нибудь, сохраним существование, так сказать»…
Странности Туркмении
— Конечно, вы можете смотреть на меня как на копилку курьезов, — сказал белобрысый, северного склада человек с выгоревшими от долгого пребывания на юге бровями и усами, — но я вам сообщу некоторые странности Туркмении.
Посмотрите, пустыня вокруг увеличивается именно при проникновении в нее человека. Нет человека — пески закрепляются, на них появляются деревья — они становятся крепкими. Пустыню сделал человек. Он вырубил леса саксаула и вообще леса, его скот пожрал траву, дороги углубили колею — ушли в почву, распылили ее, и пески стали двигаться. Вырубите леса в Копет-Даге, и много холмов твердых как камень пойдут с места — они песчаные по натуре…
Возьмите другую странность. Мургаб и Теджен — наши артерии водяные. На Мургабе огромные гидросооружения, а воды с каждым годом все меньше. Мургаб и есть по-фарси куриная вода. Верховья их в руках афганцев, они и разбирают воду на свои поля, а нам — остаточки. А если им придет в голову свою пятилетку изобрести, да в четыре года ее исполнить, по Мургабу будут куры бегать, и куда мы тогда денемся со своим хлопком? О расширении хлопковых полей в этом районе думать уже не приходится. Такая же игра и на Теджене. Может прийти такое великое запустение, что ахнете. Транскаракумский канал так и остается мечта мечтой. Вы были на Келифском Узбое — вы знаете, как там дела…