– Родной мой, Амми, куда ты так далеко убежал? – обнимая и целуя его, говорила Мелисса. – Я думала, что ты ушёл до соседней полянки с карамелью, но там тебя не оказалась. Я боялась, что ты покинул парк и заблудился. Где ты был? – взволновано спросила она.
– Я… Да… Я вышел из парка. Но я просто бежал за бабочкой и не заметил этого, но там я встретил девочку; кстати, вон она… – Амос указал на гущу деревьев, но там никого уже не было. – Но где? – шёпотом произнёс мальчик, не понимая, почему она так быстро ушла.
– Милый, там никого нет. Наверное, ты просто заплутал, испугался – вот тебе и показалось, что в лесу ещё кто-то был. Не переживай, пойдём домой: папа нас уже заждался, – поцеловав Амоса в лоб, Мелисса взяла его за руку, и повела его по ровной дороге домой.
Он часто оглядывался, надеясь, что Мишель будет там, но её там не было.
С происшествия в выходной день прошло отчасти более двух месяцев, а это значило, что завтра, в девять часов утра, на Перекрестной площади Высшей школы первого этапа к числу будущих магистров прокрастианских прав и страт обитания будет причислен сын великого господина, Авраама Эбейсса, Амос. Уже с вечера шла подготовка к церемонии вступления, в честь которой глава именитого семейства приказал всему обслуживающему персоналу организовать достойный званый ужин для приезжих гостей – каждый приверженец их рода должен будет преподнести дары в знак почитания традиций мира Абисмунди. И потому теперь на кухне кипели блюда для первой трапезы, в ванной омывали юного наследника, сквозь комнаты бегали придворные, и кругом звучал оркестр. В большой зал неслись угощения, накрывались столы, комнаты становились блестящими от света ночных лавгуд (мельчайших жучков цвета сотен бриллиантов), витражные окна доставали до небес и мерцали оттенками ночи. Виновник этого торжества в скором времени будет обязан выбрать своё предназначение, но сейчас, после долгого погружения в серебряные воды, Амос уединенно сидит в гостевой и гладит фиолетово-серого кота, пытаясь осмыслить происходящее. Ему интересно, что станет с ним после ритуала присоединения, что он должен будет делать в течение всей жизни, и как его выбор повлияет на дальнейшую судьбу. Никто ранее не говорил с юным господином об этом, но все с нетерпением ждали того дня, когда мальчик назовёт члена семьи, носящего звание кандидата той или иной лиги Нравственных убеждений; все, кроме него. «Вряд ли найдётся на этой планете прокрастианец, который по доброй воле пойдёт неведомо куда и неведомо на что,» – ещё не успел закончить про себя Амос, как вдруг в комнату зашёл высокий широкоплечий мужчина.
Авраам Эбейсс имел тёмные густые бакенбарды, подвивающиеся пряди волос вокруг чёрного цилиндра и добрые ярко-голубые глаза. Он никогда не скрывал своих истинных намерений, но почему-то остальные называли его лжецом. В этом, собственно, и была суть большинства прокрастианцев: им не являлось желанным познание души ближнего, ведь для них привычнее становилось её очернение – потому некоторые его боялись, но иные все же уважали.
– Что ты делаешь, сын мой? – с глубокой нежностью в груди спросил Авраам.
– Я тут думал на счёт посвящения… – ответил мальчик, сидя на подоконнике и смотря в окно парадной, где уже собралась толпа незнакомцев.
– И что же?
– Почему раньше мне об этом не рассказывали, лишь в прошлом месяце? – Амос печально посмотрел на него и плавно отвернулся в сторону окна. Ночь была туманная.
– Некоторые вещи остаются на протяжении времени незыблемыми, их важность заключается в памяти нашей. Традиции – тому пример; миллионы лет мы храним честь семьи, соблюдая порядок проведения церемонии. Тебе стоит понять, что есть мир за стеной бюрры, он слегка отличается от нашего, да и мы в нём слегка отличаемся. Предметы, явления, которые ждут детей там, могут испугать их, ввести в недоумение, – следующие пары фраз он проговорил быстро, словно они были заучены наизусть, – поэтому советом Высших магистров было принято решение о разделении потока информации по достижению возраста. В противном случае ваша тонкая душа могла бы надломиться и не выдержать всех невзгод той тяжелой жизни, – и вздохнув, продолжил более мягко. – Мы лишь оберегаем вас, не хотим, чтобы вы повзрослели раньше времени – пусть ваше детство будет нескончаемо лучезарно и безмятежно, пусть в вас горит живое пламя… Главное – не переживай, Амос: тебе открыты все двери, – заметно немолодой, но все ещё ослепительно красивый мужчина ласково потрепал его по голове.
– Понимаешь, папа, – начал после продолжительного молчания мальчик, – это так всё странно. Ещё вчера я с ребятами бегал в Комнате фантазий, был пиратом и покорял океан, потом выходил на улицу и смотрел на лавиронов, которые протекали сквозь тонкие щели и становились вдруг похожими на морских ежей, а в том месяце мне сказали, что я должен буду сделать выбор, который полностью изменит меня и направит на «верный путь». И что, вообще, за «верный путь»? Думаете, я понимаю? Мне же всего семь лет… Вы ничего не рассказываете, но готовитесь, словно хотите меня продать на супер-странно-дорогом аукционе или принести в жертву. Зачем столько всего и такая большая толпа людей, большую часть которых я не знаю? Может, я в чем-то провинился, и все твои слова – лишь способ меня запутать? – Амос говорил взволнованно и тревожно, в ходе речи он неожиданно вскочил и встал напротив отца.