Мудреца, что путник Млечный:
Созерцает звёздну высь.
Он усталым проходимцем
В дом заброшенный забрёл.
Там остался летописцем
До скончания времён.
Мы обязаны ей жизнью:
Усмирив страсть до тепла,
Вознесём к Богиням жрицу
В месяц солнечных декад!»
«Вас оставлю в этом крове,
Жизнь такую не приму,
И никто свободы кроме
Не вершит мою судьбу!» –
Яро сказывал ответчик,
Братских уз дух разорвал.
Он огнём бродить извечно
Для свободы обещал.
Так вдвоём они остались:
Брат очаг — свеча сестра,
Умирали, воскрешались,
С ночью молвив до утра.
Старший в странствиях окутан,
Вечно жаждал полыхать,
Оставлял руины груды
И не думал остывать.
Так он к Северу примчался,
Что хранитель вечных льдов,
Остужался час от часу,
Вспоминая, что был кров.
Не дивился Север-Батька
Гостю с пылкою душой: –
«Виноват ты перед братом
И пред милою сестрой.
Здесь конец твоей «свободе»:
На морозе стал уж мал,
Ты побудь в простонародье,
Освещая в доме зал».
Еле теплился тлен бренный,
Что остался от огня,
По снегам скользил он, бедный,
До свеченья из окна.
На пороге мудрый старец
Свечкой стройной подхватил,
Чуть раздул углей румянец
И впустил в очаг-камин.
Так остался он в лачужке
Посреди морей снегов.
Пред окном свеча-подружка,
Перед ней стар богослов.
И дымки на небе вьются,
Воедино собрались.
Это братьев души льются,
Место встречи им лишь высь.
Старцы с ними возвышаясь,
Оставляли письмена,
А свеча звездой на счастье
Светит хладом серебра…
Притча «Смерть и пророк»
Качаясь в тёплой колыбели,
Младенец с чистою душой
Глядел, как Солнце багровело,
Мир оставляя под Луной.
В окно по лестнице из света,
Что желтоликая гнала,
Шагает Смерть, во тьму одета,
О ком нечастая молва.
Гостить у первенца спустилась
И нашептывала песнь,
Как веет осенью; грусть листьев
Бросает ветру плач: «Аж есьм!»
Пусть к ним стихия беспощадна,
Но Смерти — нет, не всё равно.
Назад она всех возвращала,
Воюя с жёлтым октябрём.
На самом деле одинока,
На звёздах сидя, всё грустит
И просит: «Люди ради бога
Не наносите мне визит!»
А люд, как листья в хлад осенний,
Спешит наведываться к ней.
Жизнь улетает в миг последний –
Жаль отрываться от корней.
Назад все жизни возвращает,
Она сама себе сродни.
Ей невдомёк: «Ад за плечами,
Но так и рвутся в ад они!»
И прогоняет всех от злости
И грусти, что узреть хотят.
На поле бранном, на погосте
Из душ измученных отряд.
И толпы жизней, век усталых,
Шагают к ней на диалог.
Молитвы, исповедь устами
Кричали, думая: Смерть — Бог.
Не верит исповедям смертных,
Никчёмный их на небе прок.
По колыбелям в явь низвергла,
В весну, в их первый чистый год.
Но гость на свет рождён однажды,
Что Смерть не зрел, не навещал.
Улыбкой лик, весной окрашен,
Мир обветшалый освещал.
Дивилась Смерть, что жизней прошлых
В младенце попросту и нет.
Лишь только с ней кто пал, тот ожил,
Танцуя вечный менуэт.
Лишь чрез неё душа проходит,
Не прекращая жить и тлеть,
И каждый век — игра пародий
На годы счастия и бед.
Устала с этих карнавалов:
С косой костлявая вредна,
И с ярким ярким звездопадом
К тому ребёнку снизошла.
Слеза нахлынула у Смерти:
Светлейший в мир земной пришёл!
Людских ошибок без наследий,
Родился с солнечным венцом.
Ждала устало Смерть-старушка
Младенца с силою святой.
Терзали душами потухшие,
А ей хотелось быть одной…
Шепнула слёзно на прощанье:
«Я ухожу из тьмы небес,
Ведь ты — пророк, я завещаю,
Герой людских тщедушных пьес!
Ты поведёшь их жизни к звёздам,
Направишь души их на свет.
Ты нужен им, ведь ты, как воздух;
Тропу найдёшь тому, кто слеп.