Ударом ртути, или, как его здесь называли, живого серебра, у Вольфа выбило из рук лучемет. Наклонившись, он подобрал его и возобновил бег. На минуту перед люком образовалась пробка: Всевышние расталкивали друг друга, ругались и взывали к Лосу. Некоторые даже молили Уризена о пощаде или поминали давно умершую мать.
В какое-то мгновение у Вольфа мелькнула мысль очистить себе путь лучеметом. Именно так и поступил бы любой из них, за исключением разве что Луваха. Оставаться здесь, снаружи, значило быть убитым. Каждая секунда была дорога.
Однако каким-то образом столпившиеся все-таки протиснулись в люк, и уже следующие пробивали себе путь к спасению.
Что-то раскаленное прожгло Вольфу брюки, свистнуло над ухом, задело затылок. Вольф сиганул в люк вниз головой и, пролетев вдоль невысокой лестницы, приземлился на обе руки, выпустив при падении лучемет. Паламброн, стоявший у люка, ведущего в следующий пролет, вскрикнул и нырнул в отверстие. Вольф заглянул в колодец, увидел, что все Всевышние попадали в кучу, крича и ругаясь. Паламброн восседал сверху. Однако никто вроде бы не пострадал.
В другое время Вольф рассмеялся бы. Теперь же он был слишком занят соскабливанием горячей ртути с волос и одежды. Затем осмотрел ноги и, удостоверившись, что раскаленные капли лишь задели его, спустился вниз по лестнице. Следовало укрыться как можно ниже. Если ртутный ливень продолжится, верхние палубы будут разрушены. А если огненные капли поразят большие пузыри, то останется лишь сказать всему “прости-прощай.”
Глава 7
Вала со смехом приветствовала его в полумраке у круглого отсека. Ее веселье не являлось истерикой, она испытывала истинное наслаждение поворотом событий. Вольф не сомневался, что будь здесь немного светлее, он разглядел бы в ее глазах радостный блеск.
— Рад, что ты находишь это смешным, — произнес он. Его качало от усталости, кровь ничидлоров покрывала его с головы до ног, одежда стала липкой от пота.
— Ты, Вала, всегда была со странностями. Даже ребенком обожала всех дразнить и жестоко подшучивать. А став женщиной, испытывала куда больше удовольствия при виде крови и страданий, чем от любви.
— Не забывай, я — богиня, — сказала она. — Дочь своего отца. И добавлю — сестра своего брата. Ты был точно таким же, дорогой Джэдавин, пока не превратился в сентиментального, человеколюбивого Вольфа — выродка и полуземлянина. — Приблизившись и понизив голос, Вала продолжала — У меня давно не было мужчины, Джэдавин. И ты не касался женщины с тех пор, как прошел через Врата. А ведь я знаю твою мужскую силу, брат: ты страдаешь, если не переспишь с женщиной хоть день. Отбрось свою непонятную ненависть ко мне! Пойдем! На острове найдется сотня укромных местечек, где тепло и темно и где нам никто не помешает. Смотри, я поступаюсь своей гордостью, я прошу тебя.
Вала говорила правду. Как мужчина он был исключительно силен. И сейчас Вольф почувствовал, как им овладевает желание, которое он день за днем подавлял делами. А по ночам, укладываясь спать, он направлял мысли на составление планов борьбы с отцом, стараясь предвидеть тысячи случайностей и найти способы предостеречься от них.
— Сначала кровавый пир, а на десерт вожделение и страсть, — произнес он. — Не я возбудил тебя, а удары клинков и вид крови.
— И то, и другое, — сказала Вала и протянула ему руку. — Пойдем со мной.
Вольф покачал головой.
— Нет. И давай больше не будем об этом говорить. Между нами все кончено раз и навсегда.
— Как скоро будет кончено и с тобой! — процедила она сквозь зубы. — Еще никто не смел…
Она резко повернулась и ушла. Когда он увидел ее некоторое время спустя, она о чем-то возбужденно беседовала с Паламброном. Потом оба удалились в полумрак переходов.
В первое мгновение он собирался вернуть их. Ведь они, в сущности, дезертировали со своих постов. Опасность нападения, похоже, миновала, но если ртутный ливень усилится, то капли могут серьезно повредить или даже разрушить остров. Но потом он пожал плечами и отвернулся. В конце концов его никто не уполномочивал распоряжаться здесь. Всевышние согласились сотрудничать лишь формально, а о мерах наказания вообще не было сказано ни слова. Кроме того, любую попытку остановить парочку с его стороны расценили бы как проявление ревности. И нельзя сказать, что такое обвинение было бы лишено оснований. Ему действительно было больно, когда Вала ушла с другим мужчиной. Очевидно, она все еще нравилась ему. Получалось так, что чувства, которые он питал к ней более пятисот лет тому назад, все еще сохранились в его сердце, и даже предательство не стерло воспоминаний.