— Тебе придется перевернуться вверх ногами, чтобы заглянуть в окно, Боб. Она там. Но окно слишком узкое, чтобы пролезть внутрь или выбраться наружу.
Вольф свесился через край башенки, в то время как Кикаха обхватил его за ноги. Он свисал все дальше и дальше над черным рвом, и, если бы Кикаха не держал его, давно бы сорвался. И вдруг щель в камне открыла ему прекрасное лицо Хрисеиды. Она улыбалась, но по ее щекам катились слезы.
Потом он не мог точно вспомнить, что они сказали друг другу в первый момент, так как был сильно взволнован. Вольф только чувствовал, что мог бы говорить вечно, и протянул руку, пытаясь коснуться ее ладони. Она прижималась к каменному проему окна, тщетно пытаясь дотянуться до него.
— Ничего, Хрисеида, — ободрил он ее. — Главное, что мы здесь. И не уйдем, пока не вырвем тебя отсюда, клянусь в этом!
— Спроси ее, где рог, — вмешался Кикаха.
Услышав его, Хрисеида ответила:
— Я не знаю, но думаю, что он у фон Элгерса.
— Он тебя беспокоил? — свирепо спросил Вольф.
— Пока нет, но я не знаю, долго ли придется ждать, прежде чем он потащит меня в постель, — ответила она. — Он медлит только потому, что не хочет сбивать мою цену. Он говорит, что никогда прежде не видел такой женщины, как я.
Вольф выругался, а затем рассмеялся. Это было похоже на нее — говорить вот так откровенно, поскольку в мире Сада самовосхваление было естественным.
— Кончай дурацкую болтовню, — разозлился Кикаха. — Для этого еще будет время, когда мы ее вызволим.
Хрисеида по возможности сжато и ясно отвечала на вопросы Вольфа. Она описала путь в свою комнату, но не знала, сколько часовых было расставлено за дверью или по дороге.
— Я знаю то, чего не знает барон, — сказала она. — Он думает, что Абиру везет меня к фон Кранзелькрахту, но мне-то лучше знать. Абиру намерен подняться на Дузвиллнавалу в Атлантиду. Там он продаст меня Радаманту.
— Он никому тебя не продаст, потому что я убью его, — вскипел Вольф. — Сейчас я должен уходить, Хрисеида, но скоро вернусь. И я приду не этим путем. Я люблю тебя.
Хрисеида заплакала.
— Я тысячу лет не слышала этих слов от мужчины! Ах, Роберт Вольф, я люблю тебя! Но я боюсь. Я…
— Ты не должна ничего бояться, — сказал Вольф. — В этом нет нужды, пока я жив, а умирать я не намерен.
Он дал указание Кикахе втащить его обратно на крышу. Поднявшись, он чуть не упал от головокружения, вызванного приливом крови к голове.
— Идше уже начал спускаться, — сказал Кикаха. — Я отправил его выяснить, сможем ли мы вернуться тем же путем, которым пришли, а также посмотреть, чем вызван этот шум внизу.
— Нашим исчезновением?
— По-моему, нет. Первое, что бы они сделали, это проверили бы комнату Хрисеиды, чего, как ты сам видел, пока не произошло.
Спуск проходил еще медленнее и опаснее, чем подъем, но они одолели его без особых происшествий. Фунем Лаксфальк ждал их у окна, через которое они вылезли на стену.
— Они нашли убитого часового, — сообщил он, — но поняли, что это наших рук дело. Гворлы вырвались на свободу из темницы и перебили много ратников, захватив оружие. Некоторые вырвались из замка, но многие еще здесь.
Все трое покинули комнату и быстро слились с людьми, занятыми поисками гворлов. У них не было ни малейшего шанса подняться по лестнице, в конце которой находилась комната, где была заточена Хрисеида, так как фон Элгерс, несомненно, распорядился усилить ее охрану.
Несколько часов они бродили по замку, знакомясь с его планировкой. Они заметили, что хотя побег гворлов несколько отрезвил тевтонов, они все еще были в состоянии опьянения. Вольф предложил вернуться в отведенные им покои и обговорить возможные планы. Может они смогут придумать что-нибудь разумное.
Их комната находилась на пятом этаже, окно которой было расположено значительно правее и ниже окна в башенке Хрисеиды. Чтобы добраться до своей комнаты, им пришлось пробираться сквозь толпу мужчин и женщин, безудержно болтавших что-то заплетающимися языками. Ключи от комнаты были только у них и у главного привратника, но тот был слишком занят где-то в другом месте и явно ими не интересовался.
Стоило Вольфу шагнуть в комнату, как он понял, что тут побывали гворлы. В ноздри ему ударило затхлой вонью гнилых фруктов.
Он быстро подтолкнул спутников внутрь и запер за ними дверь, затем повернулся к ним с кинжалом в руке. Кикаха тоже, раздувая ноздри и сверкая глазами, сжимал в руке нож. Только фунем Лаксфальк не сознавал, что тут что-то не так, за исключением неприятного запаха.