Вольф, разумеется, не имел ни малейшего намерения возвращаться. Он вновь обретал юность. Хотя он хорошо питался, но терял вес, а его мускулы становились все сильней и тверже. У него появилась пружинистость в ногах и чувство радости, потерянное где-то в двадцать с небольшим. На седьмое утро он потер лысину и открыл, что она покрылась легкой щетиной. На десятое утро он проснулся с болью в деснах.
Он потирал распухшую челюсть и гадал, предстоит ли ему заболеть. Он и позабыл, что существовало такое понятие, как болезнь, потому что сам был крайне здоров, и никто из пляжников, как он их называл, казалось, никогда не болел. Десны продолжали изводить его всю неделю, после чего он принялся пить естественно перебродившую жидкость в «пунш-орехе». Эти плоды росли большими скоплениями высоко на вершине стройного дерева с короткими, хрупкими лиловыми ветвями и желтыми листьями. Когда дубленую кожуру ореха вскрывали острым камнем, он выделял запах винного пунша.
На вкус плод был, как дыня с тоником и примесью вишневой настойки, и действовал, как стаканчик токильи. Он подействовал отлично, убивая и боль в деснах, и вызываемое болью раздражение.
Спустя девять дней после того, как у него впервые возникли затруднения с деснами, сквозь кожу начали резаться десять крошечных белых твердых зубов. Более того, золотые пломбы в других выталкивались возвращением естественного материала.
Его плешивая прежде башка покрылась густой порослью.
И это еще не все. Плаванье, бег и лазание по деревьям растопили весь жир. Выступавшие старческие вены снова утонули под гладкой твердой плотью.
Он мог бегать на длинные дистанции, не запыхавшись, не чувствуя себя так, словно его сердце вот-вот лопнет. Все это приводило его в восторг, но не без мыслей о том, почему или как это произошло.
Он спросил нескольких из пляжников об их кажущейся всеобщей юности. У них был один ответ: «Такова воля Господа».
Сперва он подумал, что они говорят о Творце, что показалось ему странным. Насколько он мог судить, у них не существовало никакой религии и уж, разумеется, никакой с какими-либо организованными подходами, ритуалами, таинствами.
— Кто такой Господь? — спрашивал он.
Он думал, что, наверное неправильно понял слово «вапакс», что оно могло слегка иное значение, чем то, которое находишь у Гомера.
Ипсевас, зебрилла, самый умный из всех, кого он пока встретил, ответил так:
— Он живет на вершине мира, за пределами Океаноса.
Ипсевас показал вверх через море на горный кряж.
— Господь живет в прекрасном и неприступном дворце на вершине мира. Именно он — тот, кто создал этот мир и создал нас. Бывало, он часто спускался повеселиться с нами. Мы поступаем, как говорит Господь, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если он рассердится или будет недоволен, то, вероятно, убьет нас. Или хуже.
Вольф улыбнулся и кивнул. Так значит Ипсевас и другие имели не более разумное объяснение происхождения или функционирования своего мира, чем люди Земли. Но у пляжников было то, что отсутствовало на Земле. У них имелось единообразие мнений.
Все, кого он спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла.
— Такова воля Господа. Он создал мир, он создал нас.
— Откуда ты знаешь? — спросил Вольф.
Задавая этот вопрос, он не ожидал чего-нибудь большего, чем получал в ответ на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.
— О, — ответила русалка Пайява, — так нам рассказывал Господь. Кроме того, мать мне тоже рассказывала. А ей следовало бы знать. Господь создал ее тело. Она помнит, когда он сделал это, хотя это было так давно-предавно.
— В самом деле? — переспросил Вольф.
Он гадал, не вешает ли она ему лапшу на уши, и думал также, что было бы трудно расквитаться, сделав с ней то же самое.
— И где же твоя мать? Я хотел бы с ней поговорить.
Пайява махнула рукой на запад.
— Где-то там.
«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он понятия не имел, как далеко простирался пляж.
— А насколько давно? — поинтересовался Вольф.
Пайява наморщила свой прекрасный лоб и поджала губы.
«Очень заманчивые, — подумал Вольф. — И это тело!» Возвращение юности приносило с собой сильное ощущение зова тела, пола.
Пайява улыбнулась ему и сказала: