Как он и ожидал, язык жены развязался после ужина.
Роберт слушал, пытался спокойно увещевать ее и указывать на отсутствие у нее логики, несправедливость и безосновательность ее обвинений. Все было бесполезно. Закончила она, как всегда, плачем и угрозами оставить его или покончить с собой.
На этот раз он не уступил.
— Я хочу купить этот дом и я хочу наслаждаться жизнью так, как я запланировал, — твердо заявил он. — И все тут!
Он надел куртку и двинулся к двери.
— Я вернусь позже. Может быть.
Она завизжала и запустила в него пепельницей. Он пригнулся, и пепельница отскочила от двери, отщепив кусок дерева.
К счастью, Бренда не последовала за ним и не устроила сцену в коридоре, как, бывало, делала в предыдущих случаях.
Уже была ночь. Луна еще не взошла, и свет лился из окон мотеля, фонарей вдоль улиц и многочисленных фар автомобилей на бульваре Апач. Вольф вывел машину на бульвар и поехал на восток, а затем свернул на юг. Через несколько минут он был на дороге в Хохокам Хоумс. Мысль о том, что он собирался сделать, заставила его сердце забиться быстрее и сделала его кожу холодной. Это было первый раз в его жизни, когда он всерьез думал совершить преступный акт.
Хохокам Хоумс был в огнях освещения и шумным от музыки из громкоговорителей и голосов детей, игравших на улице, покуда их родители рассматривали дома.
Он поехал дальше, через Месу, развернулся и поехал обратно через Темпе до Ван Бюрена и дальше. Он срезал угол на север, потом на восток, до тех пор, пока не оказался в городке Скоттгдейл. Здесь он остановился на полтора часа в маленькой таверне. После роскоши четырех рюмок «Бэт 69» он завязал. Больше он не хотел — скорее, боялся принять больше, потому что ему не улыбалось быть пьяным, когда он начнет выполнять свой проект.
Когда он вернулся в Хохокам Хоумс, свет уже не горел, и в пустыню вернулось безмолвие. Он припарковал машину позади дома, в котором побывал в полдень. Одетым в перчатку правым кулаком Вольф разбил окно, давшее ему доступ в комнату отдыха.
К тому времени, когда он оказался внутри комнаты, он тяжело дышал и сердце его билось так, словно он пробежал несколько кварталов. Хоть и испуганный, он улыбнулся про себя. Человек, много проживший в своем воображаемом мире, он часто мнил себя взломщиком — не заурядным, конечно, а Раффизом. Теперь он знал, что его уважение к закону было слишком сильным, чтобы он стал когда-нибудь крупным преступником, или даже мелким. Совесть мучила его из-за этого маленького проступка, выполнение которого он считал для себя целиком оправданным.
Более того, мысль о возможной поимке чуть не заставила его плюнуть на рог.
Прожив тихую, достойную и респектабельную жизнь, он будет погублен, если его заметят. Стоил ли рог того?
Он решил, что да. Отступи он сейчас, — всю жизнь будет гадать о том, что же он упустил. Его ждало величайшее из всех приключений, такое, которого не испытывал никакой другой человек. Если он сейчас струсит, то может с таким же успехом застрелиться, ибо он будет не в состоянии вынести потери рога или самобичеваний и обвинений в отсутствии смелости.
В комнате отдыха было так темно, что он вынужден был нащупывать путь к стенному шкафу кончиками пальцев.
Обнаружив раздвигавшиеся двери — откатил левую, которую он открывал в полдень. Вольф медленно подталкивал ее локтем, чтобы избежать шума, и остановился послушать звуки снаружи дома.
Как только дверь была полностью открыта, он отступил на несколько шагов. Роберт поднес мундштук рога к губам и тихо дунул. Раздавшийся трубный звук так сильно поразил его, что он выронил инструмент. Пошарив вслепую, он обнаружил его наконец в углу помещения.
Второй раз Вольф дунул сильно. Раздалась еще одна громкая нота, не громче, чем первая. Какое-то устройство в роге, наверное, серебристая паутина за мундштуком, регулировало уровень звучания. Несколько минут он стоял в нерешительности с поднятым у рта рогом. Он пытался мысленно реконструировать точную последовательность семи слышанных им нот.
Семь маленьких кнопок на нижней стороне явно определяли различные сочетания звуков. Но он никак не мог нужную, которая, не экспериментируя и не привлекая внимания.
Роберт пожал плечами и пробормотал:
— Какого черта!
Он снова затрубил, но теперь он нажимал кнопки, задействовав сперва ближайшую к нему. Вылетели семь громких нот.