— Да, но этот чародей в свои семь лет знает то, чего другие не знают и в сорок лет, — произнес Бах и повернулся спиной к своему собеседнику.
3. На берегу Зальцаха
Прихотливой лентой вьется река Зальцах вокруг зеленого городка Зальцбурга.
Шумно и весело проводит молодежь свои праздничные дни на берегу реки. Катанье на лодках по быстрым и прозрачным водам Зальцаха, прогулки по тенистым рощам, спускающимся к реке с живописных гор — для всего этого едва хватает времени. Но самым любимым местом для зальцбургской молодежи является недавно выстроенный тир. За 2 крейцера каждый может выстрелить из настоящего ружья и… промахнуться при общем хохоте собравшейся вокруг неудачного стрелка молодежи.
Сегодня в тире особенно весело.
Ловкий хозяин каждый раз придумывал какую-нибудь остроумную затею, которая служила приманкой для веселой молодежи. На этот раз в качестве мишени он выставил не обычные бутылки или картонных паяцов, а портрет своей дочери, славившейся во всем Зальцбурге своей красотой.
Над портретом красовалась надпись крупными буквами:
«Кто попадет пять раз подряд в ротик нарисованной девушки, получает право поцеловать один раз ротик живой девушки».
И от стрелков всякого возраста не было отбоя.
Но не так-то легко было выполнить условия конкурса и получить премию. Догадливый хозяин нарисовал ротик своей дочери такой еле заметной точечкой, что попасть в него на расстоянии 20 шагов было почти невозможно. И не мало парней с досадой отходили от стойки, безнадежно махнув рукой.
Вдруг вокруг стойки поднялось необычайное оживление. В толпу протиснулся маленький худощавый мальчик и протянул хозяину 10 крейцеров за 5 выстрелов.
— Смотрите, смотрите, стрелять будет маленький Моцарт!
— Неужели он так же хорошо стреляет, как играет?
— Как бы не так! Ружье — это не клавесин…
— Воферль, Воферль, если ты в Париже не обучался стрельбе, то лучше не пробуй…
Но маленький Моцарт не обращал внимания на все эти возгласы. Он серьезно подошел к стойке, взял ружье в свои маленькие, но сильные ручонки и, тщательно прицелясь, выстрелил в первый раз. Пулька попала в самую середину маленького ротика. За первым выстрелом последовал второй, третий, все пять, — и ни одного промаха. Пульки садились одна подле другой, разукрасив черными дырочками намалеванные губки красавицы.
— Браво, брависсимо, Моцарт! Ты получил приз, — воскликнул хозяин и подвел стрелка к своей дочери.
При общем одобрении и аплодисментах мальчуган приподнялся на цыпочках, чтобы не казаться очень маленьким, и чмокнул в губки покрасневшую от удовольствия девушку, которой было очень лестно, что ее целует тот самый Моцарт, который играл в дворцах императоров и королей.
В то время как в тире молодежь так развлекалась, в другом углу сада было чинно и тихо. Там собралась публика совсем другого рода. За кружкой пива восседали почтенные буржуа, богатые горожане города Зальцбурга, которые не снисходили до забав детей простых ремесленников и прочих граждан, добывающих себе пропитание тяжелой работой или службой.
Молча и тупо тянули они из своих кружек пиво, время от времени перекидываясь между собой фразами. На этот раз темой разговора и здесь служил маленький Моцарт.
— Вы не можете себе представить, до чего возгордилась семья этого жалкого музыкантика, герр Штумме, — промолвил один из почтенных буржуа. — После возвращения из Парижа и Лондона Леопольд Моцарт думает, что выше его сына нет никого во всем Зальцбурге.
— Вы правы, герр Думме! Эта поездка не послужит им к добру. Наш добрый архиепископ не очень-то любит таких выскочек…
— Особенно если они из низкого сословия… Вы подумайте! Музыкант придворного оркестра, сын какого-то переплетчика и… возомнил, что ему место рядом с нами, знатными людьми города Зальцбурга.
— Ну, этому не бывать! Мы сумеем поставить их на свое место. И пусть его сынок играет, как сам господь бог, все равно из него не выйдет никакого толка, не правда ли, герр Думме?
— Правда, правда… Но вот они сами идут сюда… Пожалуй, можно их подозвать… Ведь, как-никак, а они были во дворце нашего дорогого императора, и сама Мария Тереза разговаривала с ним… Не знаешь, пожалуй, как теперь и разговаривать с ним. Сказать ему «ты», как это полагается с такими простаками, неудобно…
В это время маленький Вольфганг в сопровождении своего отца поровнялся со столиком, за которым сидели надменные зальцбуржцы. Кивком головы один из них подозвал к себе мальчика, и когда тот подошел, небрежно спросил его: