Мама пришла домой примерно через час после меня, лицо бледное, даже серое, словно сразу постарела лет на десять. Спрашивать и не нужно ничего — все по лицу видно… Сбылось плохое, то самое плохое, о чем мы запрещали себе думать, боясь ненароком материализовать свои безрадужные мысли.
— Мам, что?!
Родительница обессиленно сползла по коридорной стенке. Родные глаза вмиг наполнились слезами, из бледных, ненакрашенных, до крови искусанных губ вырвался жуткий вой. Вой, в котором слышалось полнейшее беспросветное отчаяние без малейшей надежды на хорошее. Холод окатил тело, кажется, промерзли даже волосы. Да чтоб тебя... Ну почему так жестоко с нами?! Почему?!!
Подскочила к маме, опустилась рядом с ней на пол, обняла ходящие ходуном от рыданий плечи. Мама зажимала рот и выла. Я обнимала, целовала, пытаясь своей лаской, участием, взять на себя хотя бы частичку ее боли.
— И что, ничего нельзя сделать? Мам, неужели ничего нельзя сделать? — кричала я, постепенно тоже отравляясь отчаяньем.
Она не отвечала, все так же ревела смертельно раненным зверем, а потом стала рвать на себе волосы. Жутко видеть свою самую родную, всегда ласковую, старающуюся не терять оптимизма, женщину в таком состоянии. Хочу вернуть вчера. Вчера в нашей жизни был хотя бы лучик надежды.
— Мамуль, расскажи, что сказали врачи?
— Он-ни не в сос-стоянии помочь, — ревела мама, — н-ничем не могут п-помочь…Операция не принесла результата, он по-прежнему ничего не чувствует. Темка навсегда останется прикованным к постели! Навсегда, Света, навсегда! Ты понимаешь?!
Нет, не понимала, точнее, не хотела принимать это страшное слово «навсегда».
— И что, ничего нельзя сделать?
Вой снова вырвался из родных губ. Меня затрясло мелкой, омерзительно противной дрожью.
— Нельзя-а-а-а, — рыдала мама, ломая руки. — Точнее, они сказали, что в Германии есть клиника, где таких больных поднимают на ноги. Н-нужна очень сложная операция, которую в России никто не решается делать, причем не факт, что она поможет. Да что говорить попусту, лечение в той клинике нам не по карману. Даже если мы квартиру продадим, если все, что есть в доме, продадим, мы никогда не наберем нужную сумму!
— Мам, сколько нужно денег?!
— Если посчитать стоимость операции, реабилитацию после нее, билеты туда, проживание там, то миллионов двадцать, не меньше…
Тоже захотелось в отчаянье ломать руки… Это нереальная для нас сумма, я на своей работе только тридцать пять тысяч получаю.
— Знаешь, я... я пересилила свою гордость и пошла к одному человеку. Отец когда-то учился вместе с ним в институте, сейчас это очень влиятельный человек. Светик, я у него в ногах валялась, но он отказал, унизил, он меня просто убил. Такой цинизм, такая сволочь! — и снова жуткий животный вой вырвался из материнских губ. — Надо забирать Артема из больницы… Свет, я теперь даже работать не смогу, ведь за ним нужен постоянный уход. Как мы будем жить, дочка?! Как?! — мама стала раскачиваться из стороны в сторону.
Я молчала, не зная, что сказать, не находя слов утешения. Озвученная сумма взрывала мозг.
— Кроме того, доктор сказал, что с таким диагнозом долго не живут, максимум 10-15 лет… Десять лет мучений, понимания своей ущербности и того, что ты медленно умираешь! Милосердней будет сразу его убить!
В теле появилась злость. Нет, костлявая с косой, Устюговы не сдаются так просто. Отца ты у нас забрала, а Тему мы не отдадим! Нет, мы еще повоюем, как, помнится, любил повторять дедушка. Правда, повоевать долго не пришлось... Юность, проведенная в лагерях, плохо сказалась на его здоровье. Папа умер шесть лет назад от обыкновенного гриппа, который привел к двухсторонней пневмонии легких. А год назад Темка попал в аварию...
— Мама, мы что-нибудь придумаем…
— Что, Светик, что?! Злой рок тяготеет над мужчинами рода Устюговых. Мои родители — пенсионеры, они тоже нам не смогут сильно помочь. Разве что попросить их дачу продать… Да сколько она стоит? Не больше шестисот тысяч...
— Не знаю, мам... Можно обратиться в какие-нибудь фонды, во все возможные фонды, организовать сбор средств, взять кредиты, продать квартиру. Мама, надо все пробовать, а не сидеть, сложа лапки.
— Мы все равно не насобираем такую сумму. Кроме того, нет никакой гарантии, что операция в Германии поможет, если даже операция в Москве не дала результата. Вдруг мы потеряем все, что имеем, останемся в долгах, а Темку не вылечим. Продать квартиру, ты говоришь? А где мы будем жить? Я, ты и Тема? У дедушки с бабушкой двухкомнатная хрущевка, у дяди Паши трое своих детей...