В наши дни тщательное изучение первобытных обществ представляет важность скорее потому, что, как уже было отмечено, они дают нам материал для исследования культурных форм и процессов. Они помогают нам понять разницу между реакциями, характерными для местных культурных традиций, и реакциями общечеловеческими. Помимо этого, они помогают оценить и понять колоссальную важность роли культурно обусловленного поведения. Культуру, со всеми составляющими ее процессами и функциями, необходимо осветить как можно подробнее, и плодотворнее всего будет искать ответы в культуре дописьменных обществ.
Глава 2
Разнообразие культур
Вождь индейцев-диггеров[11], как их называют в Калифорнии, много рассказывал мне о том, как жил его народ в былые времена. Он был христианином и среди своего народа считался главным по выращиванию на орошаемых землях персиков и абрикосов. Когда он рассказывал о шаманах, которые на его глазах во время медвежьего танца перевоплотились в медведей, его руки тряслись, а голос дрожал от волнения. В далекие времена могущество его народа не имело себе равных. Больше всего ему нравилось говорить о пище, которую они добывали в пустыне. Каждое выкорчеванное растение он нес в руках с любовью и неизменным осознанием его важности. В те времена его народ питался, по его словам, «здоровьем пустыни» и ничего не ведал о содержимом консервных банок или ассортименте мясной лавки. Именно из-за таких новшеств его народ в наши дни и выродился.
Как-то раз, без какой-либо преамбулы, Рамон принялся описывать процесс перемалывания мескита и приготовления супа из желудей. «В начале, – сказал он, – Бог дал каждому народу по чаше, глиняной чаше, и из этой чаши они испивали свою жизнь». Я не знаю, встречался ли этот образ в каком-то традиционном обряде его народа или же был выдуман им самим. Трудно себе представить, что он услышал нечто подобное от белых, с которыми был знаком в Баннинге. Они не были склонны к обсуждению нравов разных народов. Во всяком случае, в сознании этого скромного индейца такая метафора была ясной и обладала глубинным смыслом. «Все они черпнули воды, – продолжил он, – но чаши их были разными. Наша чаша теперь разбита. Ее больше нет».
Наша чаша разбита. То, что придавало значимость жизни его народа – домашние ритуалы принятия пищи, обязательства в хозяйственной системе, передача из поколения в поколение обрядов деревни, одержимость в медвежьем танце, представления о том, что правильно, а что нет – все это сгинуло, а вместе с ним и облик и смысл жизни его народа. Этот пожилой мужчина был еще полон сил и во взаимоотношениях с белыми выступал вожаком. Он говорил не о том, что его народ каким-либо образом может исчезнуть. Но он имел в виду утрату чего-то столь же ценного, как сама жизнь – всю совокупность норм и верований его народа. Остались другие чаши жизни, может, в них даже была та же вода, но утрата была безвозвратна. О том, чтобы что-то подточить или приладить там и тут, не могло быть и речи. Этот образец был основой всего, единым целым. Он принадлежал лишь им.
Рамон самолично испытал то, о чем говорил. Он оказался на стыке двух культур, чьи ценности и образ мыслей были несопоставимы. Это тяжелая участь. У нас, в нашей западной цивилизации, все обстоит иначе. Мы воспитаны в духе единой многонациональной культуры, и наши общественные науки, психология и теология неизменно пренебрегают той истиной, что была явлена в метафоре Рамона.
Течение жизни и давление среды, не говоря уже о богатстве людского воображения, предлагают нам бесчисленное множество возможных ориентиров, и нам представляется, что общество может следовать любому из них. Формы собственности с социальной иерархией, которая может зависеть от имущества; предметы материальной культуры и технология их изготовления; многочисленные грани половой жизни, заботы о ребенке и того, что за этим следует; объединения и культы, которые могут формировать устройство общества; товарный обмен; божества и кара небесная. Все это и еще многое другое часто сопровождается детальной проработанностью культурных паттернов и обрядов, что забирает на себя всю энергию культуры, оставив совсем немного для формирования каких-то других черт. Стороны жизни, которые нам кажутся наиболее важными, другие народы вниманием обходят, хотя культура их, развернутая в другом направлении, отнюдь не бедна. Или, напротив, общая для наших культур черта может быть настолько сильно развита, что нам она покажется причудливой, гипертрофировано фантастической.
11
Диггеры (