Такой краткий обзор форм культуры человека вносит ясность в ряд распространенных заблуждений. Во-первых, общественные институты, которые культура строит, руководствуясь подсказками окружающей среды или физическими потребностями человека, не так уж близки к естественным побуждениям, как мы привыкли полагать. В действительности же эти подсказки лишь грубые наброски, перечень голых фактов. Это крошечные возможности, разработка которых обусловлена многими посторонними соображениями. Война – это не проявление инстинктивной тяги к дракам. Тяга к дракам есть столь незначительная деталь человеческого арсенала, что, выражая отношения между племенами, она может никак себя не проявлять. Когда она становится общественным институтом, форма, которую она приобретает, следует иному направлению мысли, нежели то, которое диктовалось естественными побуждениями. Тяга к драке есть лишь прикосновение к обычаю, прикосновение, от которого можно и воздержаться.
Такой взгляд на культурные процессы требует пересмотра множества нынешних доводов в защиту наших общественных институтов. Данные доводы, как правило, основываются на том, что без этих традиционных форм человек не сможет существовать. Так, обосновываются даже такие своеобразные черты, как особая форма экономических устремлений, возникших в рамках нашей конкретной системы собственности. Это совершенно особое устремление, и есть свидетельства того, что даже в нашем поколении оно претерпевает существенные изменения. В любом случае, нам не следует усложнять эту проблему, обсуждая ее так, словно бы речь шла о биологических ценностях выживания. Самообеспечение – это стимул, который наша цивилизация выделила особо. Если структура нашей экономики изменится настолько, что данный стимул перестанет быть таким существенным, каким он был во времена Дикого Запада и развития индустриализма, есть еще множество иных стимулов, которые смогут соответствовать изменившемуся экономическому устройству. Всякая культура, всякая эпоха использует лишь малую толику великого множества возможных вариантов. Перемены могут вызывать тревогу и нести за собой великие потери, но это объясняется трудностью перемен как таковых, а не тем, что наш век и наша страна избрали единственно возможный мотив, которому жизнь человека может быть подчинена. Мы должны помнить, что перемены, со всеми их трудностями, неизбежны. Наши страхи даже перед самыми незначительными изменениями в обычаях часто излишни. Цивилизации могут меняться гораздо более радикально, чем какой бы то ни было влиятельный деятель имел воли или воображения их изменить, и при этом продолжать полноценно функционировать. Вызывающие столько осуждений незначительные изменения, такие как увеличение числа разводов, растущий в наших городах уровень секуляризации, распространение «ласковых» вечеринок[13], и многое другое – все это можно было бы довольно легко принять, если слегка изменить нашу модель культуры. Превратившись в традиции, они обрели бы ту же богатую наполненность, ту же значимость и ценность, что имели старые модели для прошлых поколений.
Истина здесь заключается скорее в том, что возможные общественные институты и мотивы бесчисленны на всех плоскостях простоты или многогранности культуры и что мудрость заключена в существенном повышении терпимости к их разнообразию. Никто не может стать полноценной частью какой-либо культуры, если он не был в ней воспитан и не жил в соответствии с ее порядками, но он может признать, что для представителей другой культуры она имеет ту же значимость, что и его собственная – для него самого.
Многообразие культуры следует не столько из легкости, с которой общества развивают или отвергают возможные стороны жизни, сколько из хитросплетения культурных черт. Как уже было сказано, конечная форма любых традиционных норм выходит далеко за рамки исходных человеческих импульсов. В значительной степени эта конечная форма зависит от того, как происходит слияние одной культурной черты с другими чертами из различных областей жизненного познания.
13
Petting parties (