Когда в лесах становилось мало корма, в сады слеталось все окрестное птичье население. Заглядывали сюда и зайцы. Вот это-то и привлекало мальчиков.
Модест был душой всех затей. Он уходил с товарищами далеко за пределы города, бродил и в одиночку по Волге и в окрестных лесах. Во время скитаний он встречался с крестьянами, рыбаками, охотниками. Эти бывалые люди научили его распознавать голоса птиц и следы зверей. Модест Николаевич с любовью вспоминал в своих очерках садового сторожа Егора Степанова, птицелова Парфеныча, повара Григория, Трофима Савельева и других.
В очерке «Охота в Симбирских садах» Богданов описал свои походы с товарищами-гимназистами, ночевки в шалаше над Волгой, неудачи и радости охоты. Много интересных наблюдений сделал он во время этих вылазок, узнал много ценного.
Когда Модесту исполнилось четырнадцать лет и он перешел в четвертый класс гимназии, отец подарил ему ружье. С этого времени охота с ружьем и собакой стала его любимым занятием. Однажды он заблудился в лесу, ночью забрел на пчельник и здесь встретился со старым пасечником Калинычем. Знакомство скоро перешло в дружбу. Старый и малый сдружились крепко. Через многие годы Модест Николаевич с теплотой и признательностью вспоминал эту дружбу. «С этого дня, как я заплутался, мы большими друзьями стали с Калинычем — я дни дневал у него на пчельнике. Исходили мы с ним бор на десятки верст. Он научил меня, как искать глухаря, как подманить рябчика, как найти зверя по следам, как поставить лучше ловушку... Под его рукой впервые познакомился я с лесной природой, с ее таинственной жизнью; и наверное многие ученые немцы не показали бы мне того, что показал Калиныч в лесных трущобах и тайниках» (I, 160, стр. 50).
Так в постоянных охотничьих странствиях постепенно развивалась наблюдательность, выносливость, инициативность — качества, необходимые исследователю. Вместе с тем накапливался запас знаний и наблюдений, ^который лег в основу будущих научных трудов. А в душе все больше крепла глубокая любовь к родному Поволжью, русской природе, к народу. Складывалась личность ученого-патриота.
Годы шли. Вот и окончена гимназия. Перед молодым человеком открылась дорога в жизнь. Что делать дальше? Какой жизненный путь избрать? Этот вопрос со всей серьезностью вставал перед юным поколением тех лет. Менялась жизнь, менялись и интересы.
Молодежь из малообеспеченных слоев общества — вы-' ходцы из духовной, мещанской и чиновничьей среды — устремилась в университеты. Это был совершенно новый тип — студенты-разночинцы. Эти люди сознавали свои коренные связи с народом и жаждали служить ему.
Молодежь из народа впитывала в себя свободолюбивые идеи Герцена, Чернышевского, Писарева. Под влиянием статей Писарева возникла большая тяга к естественнонаучному образованию. Многих привлекала медицина, которая давала возможность непосредственного приложения сил и общения с народом.
Захвачен общим движением оказался и Модест Богданов. По окончании гимназии в 1858 г. он поступил на первый курс медицинского факультета Казанского университета. Но охотничьи странствия продолжали оставаться любимым занятием, которому отдавалось все свободное время.
В какой же обстановке протекали студенческие годы Богданова? Кто были его учителя и наставники на трудном пути?
Казанский университет в конце 50-х годов прошлого столетия переживал бурный период. Общий процесс обновления студенчества, охвативший в те годы всю Россию, как в зеркале отразился в жизни Казанского университета.
Вид Симбирска (вторая половина XIX в.).
Еще в начале 50-х годов министр просвещения А. С. Норов писал: «У меня казанские студенты молодцы, в политику не мешаются, а попить, да погулять — их дело» (III, 13, стр. 153).
В течение нескольких ближайших лет лицо казанского студенчества резко изменилось. С приходом нового, активного элемента начала изменяться и вся студенческая масса. Возникли первые организации — студенческие кассы и библиотеки. Была создана такая библиотека и в Казанском университете. Она сыграла большую роль в деле воспитания студенчества. Вот как о ней вспоминает известный этнограф И. А. Худяков, учившийся в те годы в Казанском университете: «Эта читальная комната была самым счастливым шагом для общего развития. Здесь студенты... могли проводить свободное время с пользой. Здесь они читали, заводили между собою споры, обменивались сведениями и мыслями. Нечего и говорить, что читальная комната, в которой никто и никогда не видел водки, была прекрасным средством отвлекать студентов от трактиров и публичных домов и приучать их к общественной мысли» (III, 1, стр. 33).