Тут младший брат Исаны заплакал во сне. Девушка подошла прикрыть его тонким одеяльцем и, даже не нагибаясь, услышала, как сильно заурчало в животе у голодного ребенка.
– Возьми снадобья, – посоветовал отец, проклиная всё на свете, начиная с собственной слабости и никчемности, заканчивая искалеченными ногами и сломанными ребрами. – Если вдруг змея...
– Ты же знаешь, они меня не укусят, даже если я вся ими обвешаюсь, – на прощание улыбнулась ему Исана. – Дождись меня. Не сдавайся.
– И ты не сдавайся! – благословил ее отец. – Береги себя, моя красавица! Люблю тебя больше жизни.
– И я тебя, – не сдержала слёз Исана.
Она и впрямь слыла в деревне первой красавицей: худенькая, хрупкая, точно статуэточка, но гармоничная, с длинными, шелковыми черными волосами и редкой среди исанцев светлой кожей. Ее глаза, умело подведенные краской, вмиг сделались огромными блюдцами, словно два бездонных колодца отразили ночное небо с мириадами звезд – это слёзы мерцали огнями боли, плескаясь в океане вселенской несправедливости.
Юная Исана, боясь собственной тени, двинулась в нелегкий путь, совершенно не подозревая о том, что некоторые пророчества всё же сбываются...
Решив не тратить время на соседа и выклянчивание у него денег, Исана, как только выбралась из деревни, сразу же направилась в храм. В ней теплилась надежда, что если в храме и не обнаружится красавец-священник, которому нужно передать послание со стены, так хотя бы монахи дадут ей еды и лекарств в обратную дорогу, а не бросят помирать с голоду, как это сделало правительство.
– Уж точно не станут издеваться, – упрямо вздернула подбородок Исана, когда рано утром выменяла самодельные бусы и браслеты из деревяшек на жалкие монетки, позволяющие оплатить дорогу: проезд на торговой барже и длительное путешествие на автобусе. Ей предстояло преодолеть гигантское расстояние: в половину страны, да еще и в максимально короткий срок.
Но уже спустя пять часов пешей прогулки, ей стали попадаться какие-то сумасшедшие на пути. Люди бегали по магазинам, как оголтелые. Кто-то сидел на обочине дороги и, потерянно раскачиваясь, смотрел невидящими глазами перед собой. Но были и те, кто продолжал веселиться.
Поняв, что городской транспорт весь куда-то исчез и ей придется добираться до храма, наверное, неделю, если не месяц, Исану накрыло настоящее отчаяние. Она присела на первом попавшемся чистом пороге, даже не обратив внимания на надпись.
«О чем я только думала! – ругала себя девушка, уронив голову на колени. – Не стоит мне влезать во всё это. Боги ошиблись, не того они выбрали человека. Я ни на что не способна! Даже до храма доехать не в состоянии! А уж чтоб передать послание – и подавно. Проще сейчас купить продукты на мои гроши и вернуться вечером в деревню. Никуда я не смогу доехать за такие деньги, и пытаться не стоит. Глупая фантазерка, очаровалась образом какого-то иностранца-священника, глупая!..»
Вскоре в здание, на пороге которого сидела Исана, потянулись люди. Хоть они и спорили о каких-то страшных мировых событиях, но не желали терять купленные заранее билеты. Оглянувшись, Исана удивленно вскинула брови: оказывается, она удобно расположилась на крыльце новомодного театра.
Зрители (а большинство из них являлись иностранными туристами) спешили на представление, и кое-кто почему-то решил, что представление должно начинаться именно с крыльца, на котором отдыхала Исана.
– Эй, чего расселась? – послышался наглый голос. Парень в шортах и майке-борцовке, выйдя из театра, первым делом вознамерился прогнать попрошайку, коей ему представлялась Исана. – Езжай обратно в свою деревню! Видишь, здесь люди искусства собрались, богатые туристы. Не порть нам бизнес. Убирайся!
Исана поднялась, нацепила порванные сандалии на свои уставшие ноги, и отошла от здания, сев на бордюр тротуара.
«Ладно, хоть город увидела», – вздохнула она, уже собираясь возвращаться обратно, как...
– Убирайся! Нечего там сидеть! – не унимался парень, грозя кулаком с крыльца театра.
– Я здесь не мешаю делать бизнес на вашем поганом искусстве! – разозлилась Исана.
– На нашем поганом? – забирая билеты у посетителей, возмутился парень. – Ты хоть знаешь, что такое высокое искусство, бездарность? Видать, ты и не была нигде, кроме своего вонючего поля и местного храма, где вы своим фольклором позорные монеты зарабатываете на фестивалях. Небось, ты не прочитала ни единой книжки, ни одной постановки не посмотрела, ничего не ведаешь о мировом искусстве. Хорошо, если хоть какое-нибудь кино смотрела. Старомодина-уродина и, наверняка, не замужем. Что ты можешь знать?!