Однажды Лиза окончательно растворилась на просторах нескончаемых праздников жизни, не потрудившись забрать в новую жизнь даже личные вещи. Ей, как стрекозе из басни, под каждым листом и кустом предлагали весь ассортимент необходимых материальных ценностей, которые могли удовлетворить невзыскательные сиюминутные потребности в превратно понимаемом счастье.
Её Modus vivendi не предусматривал заботиться о близких, и о завтрашнем дне. Жизнь – это то, что происходит здесь и сейчас, рассуждала она, что дарит радость без видимых усилий. Стоит ли напрасно терять время на бессмысленные обязанности и обязательства, чтобы вычеркнуть из отведённого судьбой числа лет сколько-то ещё монотонных будней, если жизнь манит бесконечной чередой бесхитростных земных радостей?
Лиза наслаждалась каждым мгновением по максимуму, не отказывая себе в том числе в безудержном чувственном сладострастии. О её лихих и пикантных похождениях не сплетничали разве что ленивые до слухов счастливцы.
А Венька страдал, потому, что тень подвигов жены падала и на него, а ещё оттого, что любил эту женщину, несмотря ни на что.
У него был совсем другой модус, иные представления об устройстве и ощущении мира, иной образ жизни и способ существования, который требовал, чтобы вместе с ним строительством судьбы занимался родной и близкий человек.
Но Лиза не жила, а существовала, не вместе, а рядом, не имея желания прилагать усилия на благо семьи, а тепло и нежность раздавала даром где-то на стороне.
Веньке как вода или воздух необходима была родная, любимая женщина. Он не мог жить один и для себя, оттого страдал, если не к кому было прижаться всем телом, ощутить живое тепло, обменяться переживаниями; если не было того, кто поймёт и поддержит, для кого имеет смысл напрягать мышцы и нервы.
Дети не в счёт – это святое, главное, это неразрывная генетическая связь, кровное родство. Жена должна быть намного ближе физически и духовно.
Только не Лиза.
Веньке необходимы были искренние нежные прикосновения, ощущение перетекающей из тела в тело энергии, красноречивые многозначительные взгляды, откровенные беседы, признания в любви, трогательная забота, даже претензии и скандалы, которые тоже мотивировали совершенствоваться.
Сначала он мечтал, что жена одумается, вернётся и жизнь наладиться, искал с ней встреч, пробовал беседовать, убеждать.
Лиза смотрела на него с презрением, говорила ужасные слова, старалась уколоть как можно больнее необоснованными высказываниями о его мужской состоятельности.
Венька готов был идти на уступки, чтобы найти точку равновесия. Потеряв баланс и ориентиры, он чувствовал себя беспомощным и несчастным.
К нему приходили друзья, пробовали успокаивать. Подруги жены, для которых Венька в сложившихся обстоятельствах представлялся лакомой приманкой, наведывались в гости с вином и готовностью преподнести себя в качестве утешительного приза.
– Нет, не то… не то и не так, – упорствовал мужчина, который полагал, что детям необходима мать, а ему Лиза.
Вокруг беспорядочно сновали мужчины и женщины, бестолково суетились, копошились, отыскивая в бытовой грязи ничего не значащих проблем философский камень, превращающий бытовой мусор в самородное золото.
Они чего-то упорно решали, к чему-то призрачному стремились: притворялись, изворачивались, хитрили, лгали, чтобы в курятнике человеческой жизни оказаться на жердочку выше.
Это была чужая, неинтересная, чуждая ему жизнь. Ему нужна была другая, та, в которой есть единственная любимая.
Венька закрывал глаза, погружался в воспоминания, в которых центральное место по-прежнему занимала жена, статус которой, несмотря на долгое отсутствие, не изменился. Но нужна была та, другая Лиза, из совсем непохожей, растворившейся в прошлом жизни, хотя старался забыть и её, и ту боль, которую эта женщина причинила ему и детям.
От прошлого остались лишь растущие и взрослеющие не по дням, а по часам плоды обоюдной любви, больше ничего. А его несло потоком событий куда-то не в ту в сторону, смывало в сточную канаву на обочине плодородной долины настоящей жизни.
Связать свою судьбу с подругами жены он не мог: те были немым укором, напоминанием о былом, насмешкой над уничтоженными чувствами. К тому же, все они были замужем.
Веньку удивляло это странное обстоятельство: замужние женщины запросто, ничтоже сумняшеся, нисколько не смущаясь, предлагали себя в виде эротического сочувствия, как наивные девочки, не ведающие, чего творят.
Соблазнить его запретным лакомством было сложно, но не думать о женщинах в эротическом контексте избалованный продолжительным супружеством Венька не мог.