Вообще, хороший вопрос. Злободневный.
3. Вопросы
На свете вообще многое зависит от хорошо поставленного вопроса.
Например: почему Киклоп носит очки, если у него только один глаз?
Отвечаю: потому.
Глупее обезьяны в очках, по-моему, выглядит только обезьяна в монокле.
Киклоп на самом деле – огромная горилла. Вес за двести килограммов, длина тела два метра. Точнее он: Gorilla gorilla gorilla. Это Киклоп мне сам сказал. Серьезно, так и есть. По научной классификации.
Какая-то там западная береговая горилла, что ли?
Забыл.
Все-таки удивительно емкая штука, эта латынь.
- Э-э-э, - ворчит Киклоп. Что означает: внимание! Он стоит у края причала, опираясь на кулаки – огромный, черный. С угрюмым взглядом сквозь очки.
Морпехи молчат – надеюсь, в восхищении.
А я думаю: какого черта он вылез?
Вообще-то, расчет был на психическое воздействие, а не на цирковой номер.
Надеюсь, Киклоп любит давать автографы.
Я говорю:
- Ты опять надел мои очки? Ну-ка, дай сюда.
Забираю очки и цепляю на нос.
Мир становится четче. Потом я поворачиваюсь к обалдевшим морпехам. Лица у них выразительные, однако.
- Вы что, обезьяны никогда не видели?
- Блин, - лейтенант выражает общее мнение морской пехоты. Жестом приказывает опустить оружие. На сегодня все, похоже. Когда Киклоп ворчит – зрелище устрашающее. Порычав как следует (люди вздрагивают при каждой звуке) и показав зубы, он уходит в кусты. Огромный самец с серебряной спиной.
Парень в шляпе смотрит на меня и говорит:
- Вы действительно адмирал?
Я пожимаю плечами.
- Меня так называют. Вообще-то Его Величество сделал меня шаутбенахтом.
- Кем-кем? – говорит он.
- Шаут-бе-нахт, - повторяю по слогам. – Смотрящий-ночью. Самый младший из адмиралов. Примерно соответствует британскому контр-адмиралу. Впрочем, это все мелочи… Чем могу помочь, лейтенант?
Йорк смотрит на меня с досадой.
- До завтра, - говорит он.
- И вам счастливой дороги, лейтенант.
- Я говорю, - он пытается придать своему голосу стальную жесткость, - даю вам время подумать, адмирал – до завтрашнего утра. Иначе…
- И вам спокойной ночи, - отвечаю безмятежно.
Лейтенант скрипит зубами, но делать нечего – возвращается обратно к катеру. Морпехи тащатся за ним, как побитые собаки. Мокрые и злые.
- А здорово вы его обломали, - говорит парень в шляпе. – Со мной так не получится.
И уходит.
Кто ты, мальчик?
4. "Селедка"
Война – это драка больших обезьян. Зато на нашей стороне – самая умная.
Киклоп ворчит, глядя на меня. Когда-то он выучил язык глухонемых, созданный аббатом де Л’Эпи. И мне пришлось научиться. Правда, обезьяньи пальцы не слишком приспособлены для жестов – так что половина сказанного от меня ускользает.
Вот сейчас он, например, ругается.
А я делаю вид, что не понимаю.
Тоже выход.
- Мы, кажется, договорились, что действуем по плану? – говорю я. - Почему ты вообще вылез? Что? Не понимаю. Нет, не понимаю.
Он взревывает и берется за перо. Огромные черные пальцы обхватывают свинцовый карандаш. Завораживающее зрелище.
«Тебя собирались взять в заложники» - пишет он.
Это ничего, что одноглазый. Киклоп единственным глазом видит больше, чем многие люди – двумя.
- И что?
«Идиот!»
Прежде, чем мы успеваем как следует поругаться, вбегает запыхавшийся вестовой. Клацают металлические пальцы – отдает честь.
- Адмирал, сэр!
- Да, Рокки. Что там?
Он пытается отдышаться.
- Обри… вернулся.
Речная канонерская лодка проекта 247, самая маленькая из всех, что строились в Кето, покачивается у причала. Длина ее от носа до кормы всего двадцать пять метров. Такие лодки придавали в помощь морской пехоте, чтобы умиротворять дикарей. Канонерки поднимались по течению реки, неся артиллерийский огонь и дары цивилизации.
Да, канонерка маленькая. Почти яхта.
Но что интересно, у неё днище не плоское, как у парохода, а вполне себе мореходное…
Свежеокрашенные борта блестят новенькой белой краской. И немного желтой – потому что белой нам не хватило. Труба выкрашена в черный с желтой полосой.
Называется «Селедка». А что? По-моему, вполне героическое имя.
- Канонерка на ходу. Машины, - Обри вытирает тряпкой черные от солидола руки – безуспешно. – Котлы вполне рабочие. Я там покопался чуток, еще побегают. Но вот цилиндры… Низкого давления еще ничего, а вот высокого… м-да. – он вздыхает. - Адмирал, я начинаю думать, что это самоубийство.
Я хмыкаю.
- Ты и раньше думал, что самоубийство. Что там с цилиндром?
- Пойдем, покажу.
На палубе суетится команда механиков. Все, кого мы смогли для этого дела найти. В поселении около ста пятидесяти человек, а понимающих в технике – раз, два и обчелся. И еще Обри, некогда младший судовой инженер-механик.