- Да, - легко соглашаюсь, наблюдая за его реакцией, - мы лесбиянки, - вот странный то. Он реально считает, что я сказала правду? Я вижу, как его глаза увеличиваются, а рот открывается. Ликую. Вот доверчивый. - Любимая, просыпайся, - осторожно чмокаю Наденьку в губы. У нее сухие губы, как и у меня, поэтому не очень и приятно. Я не брезгливая. Девушка, причмокивая, улыбается сквозь сон. - Наденька, вставай, - глажу ее осторожно по лицу, и она все-таки открывает глаза. - Коля, а что случилось? Ты зачем пришел?
- Да я... - теряется после увиденного. У парня теперь проблемы с психикой. И их создала я. Усмехаюсь, пряча улыбку. - А! Точно! Тот мужчина, что хочет «сестренку» будет с минуты на минуту. Маргарита Анатольевна просила вас привести себя в порядок. И спуститься на завтрак в столовую, - Коля улыбается. Хитро так.
Немедля, Надя встает с кровати и начинает громко зевать. Видимо, восемь часов сна ей недостаточно. Тогда что-то бормочет и берет полотенце, а также одежду. Кивает мне и выходит с комнаты. Наверняка, в душ побежала. Склада себе все вещи в душ также. Полотенце, расческу, одежду, белье. Даже Николай не смущает меня своим присутствием. Раньше я была очень застенчивой, но сейчас, прожив больше полугода в детском доме, понимаю, что это не лучшая черта характера. Здесь тебе нужна поддержка и друзья, а молчание - не самый безупречный способ знакомства.
- Коль, - зову его, услышав краткое: «М?» в ответ, продолжаю: - а ты что думаешь, об этом...«братике»? - неуверенно растягиваю последнее слово.
- Я? - парень садится на кровать и разминает спину: у парней матрасы пожёстче, им и спать неудобней. - Честно говоря, ничего. Он неплохой, вроде. Только есть в нем что-то истинно мужское, властное, я бы даже сказал. Наверное, поэтому он и «акула» в мире бизнеса. Хочешь к нему?
Молчу. Хочу ли я к нему? На этот вопрос я уже имею однозначный ответ. Нет. Однозначно, нет. Я уже давно решила, что не хочу новую семью. И вообще, как это «еще один папа» или «еще одна мама»? Разве можно, в принципе, использовать слово «новый» в плане родителей? Жутко звучит.
Оставляю юношу в одиночестве и ухожу в ванную.
* * *
Поправляю на себе нежно-розовое платье, с легкого материала. Я чувствую, как нежно ткань касается ног, лаская ее. Оно довольно длинное, где-то сантиметров двадцать-двадцать пять ниже колен, воздушное, немного пышное, но обычное. Волосы я просто высушила, и они, как всегда, волнами струятся по плечам. Только теперь более шелковистые и блестящие.
Выхожу из комнаты под рычащий звук двери. Спускаюсь по старой, разваленной лестнице детского дома и вхожу в самую большую комнату этого здания. Выглядит наша столовая, в принципе, как и любая столовая в школах. Несколько маленьких столиков, четыре больших крепких, дубовых стола, подаренных каким-то депутатом на Новый год нашему приюту. По столовой бегает Маргарита Анатольевна, Мартина Яновна, Яков Васильевич и тетя Станислава. Яков - это старый воспитатель. Некоторые шутят, что он здесь еще со времен динозавров: никто не знает сколько ему лет, но больше пятидесяти точно. Мне кажется, он, по сути, детей не любит. Просто на пенсии скучно. У него есть и дети, и внуки, и даже правнуки, похоже. Ворчливый и гавкающий, как старый пес, дед, с завышенным чувством собственной важности. Любит только лесть и похвалы. Пердун старый. А тетя Станислава - это женщина летнего возраста с милой внешностью. Вздернутый носик с горбинкой, мелкая паутинка морщинок около глаз и рта, острые скулы. И теплая, светлая-светлая улыбка. Никто не знает ее отчества, но она не против, когда мы обращаемся к ней «тетя».
- Леся! - Зовет меня Надя, сидя напротив маленького стола. Это наш с ней столик, который стоит недалеко от входа и не очень даже заметен. - Я тебе уже взяла все, - говорит она мне, когда я подхожу ко столу.
На столе стоит моя любимая гречневая каша с мелкой стружкой варенной печенки и компот. Порция и так приличная, но девушка взяла мне еще и булочку с корицей. Завтрак выходит плотный, и я ощущаю, как наполняется слюной рот. Ощущаю легкий голод, но не сильный. Могла бы обойтись и без завтрака, но знаю, что Наденька заклюет меня, как курка. «Анорексичка бешеная!» - причитает она, когда я отказываюсь от еды. Но если ты, действительно, чем-то таким увлечёшься, то будешь смело идти к цели, потому что здесь никто не контролирует наше питание. Но каждую осень мы проходим медосмотр, и взвешивание также. Поэтому до осени твой секрет и вес в безопасности, а потом тебя заставят поесть, причем любым способом: от морального насилия над тобой до физического. Им важно, чтобы ты не умер, и во время проверки перед зимними праздниками тебя не увидели проверяющие, иначе у них будут проблемы. А если проблемы у них, то проблемы и у тебя также появляются.