А Иришка, едва отошла от барной стойки, выдохнула. В голове билась одна мысль: "Не узнал! Он. Ее. Не узнал!"
Глава 4
– Ура!! Моя Ириска приехала! – Никитка выбежал встречать Иришку в сени единственный, – а я сегодня сам посуду мыл, вот! А есе сам булку жарил. Правда, она у меня немного подгорела, но все равно вкусно было!
– Ты мой красавчик! – Иришка присела перед племянником на корточки и обняла мальчика. – А с чем же ты эту булку кушал? Опять с вареньем?
– Откуда ты все знаесь? – удивился мальчишка.
Звук "ш" никак не давался мальчику. Все остальные буквы почти уже пятилетний малыш выговаривал, даже трудное "эр", а эта шипящая никак не давалась ребенку.
– А что это у нас здесь, а? – Иришка погладила пальцем футболочку на груди ребенка, как раз в том месте, где красовалось пятно от варенья.
– Где? – мальчик, ожидаемо, опустил глаза себе на грудь.
– А вот здесь! – Иришка прихватила мальчика за нос и принялась щекотать, – и вот здесь, и вот здесь!
Ребенок засмеялся, но тихо. Приезд любимой Ириски он хотел сохранить как можно дольше в тайне, надеясь, что отец с дедом не сразу увидят гостью.
– А надо было с сыром кушать. Забыл, что ты мне обещал? – спросила Иришка, прекратив щекотать мальчика.
– Не забыл, – насупился мальчик, – папа с дедуской насли и съели.
– Давно? – вздохнула девушка.
– Почти сразу, как ты уехала.
– Все съели?
– Нет, творог не ели. Сказали, что творог будет моим, а сыр ихним. И не трогали.
– Никит, надо говорить не "ихним", а "их". Сыр будет их. Запомнил, как правильно? – Иришка погладила мальчика по голове. – Я знаю, что и твой папа, и дедушка так говорят, но так неправильно. Некрасиво.
– Хоросо, я запомнил.
– Вот и молодец! А теперь медленно это слово проговори.
– Хо-ро-ссшо! – старательно выговорил малыш.
– Вот! Умница! Видишь, все получается, если стараться! – Иришка обняла мальчика и чмокнула его в макушку. – А у меня для тебя подарки есть! Пойдем в нашу комнату, пока они нас не услышали, да?
Мальчик важно кивнул и шагнул в свой закуток за шторкой первым. Помещение размером 3 на 3 метра, с маленьким окном, продавленным диваном, старым облупленным шкафом и колченогим письменным столом, отделенное от всех ситцевой шторой, трудно было назвать "нашей комнатой", но другого места у Иришки и племянника в доме не было. Сам дом тоже не был большим: одна комната, она же кухня, с печью, одна комната, где спали, обычно пьяные до помутнения в глазах, родной отец и родной же старший брат, и вот этот закуток. Единственное удобство закутка было в том, что он был ближе всего к выходу из дома.
Пока Иришка училась в школе и жила в деревне, это была ее комната. Потом, когда девушка уехала в город и поступила в институт на дневное отделение, удивив этим, в первую очередь, своих же родных, но не односельчан, закуток стал Никиткиным.
– Зачем тебе это высшее образование? Что тебе в деревне не работается? – учил жизни отец.
– Вон Дашка в декрет уйдет, встанешь вместо нее за прилавок! – поддакивал старший брат, имея в виду свою жену, работающую в деревне в продуктовом магазине.
О том, что на место Дашки уже выстроилась очередь из желающих занять ее место, брат Жека не задумывался. У него, как и у отца, все было просто. Летом работаем, зимой пьем. Летом тоже пьем, но реже, по причине работы в поле на тракторе и почти постоянной загруженности. За работу и отец, и брат держались, боясь ее потерять. Хотя бы это еще и держало их трезвыми. Зимой работы было меньше, а свободного времени больше. Вот они и расслаблялись, как умели, пропивая все заработанное за лето.
Рождение сына, побег той самой Дашки от мужа – алкаша, а заодно и двухгодовалого сына, прошел для Жеки в пьяном угаре. О том, что Дашка сбежала, Иришка узнала, приехав вот так же, как сегодня, на новогодние праздники домой. Каждый приезд Иришки домой был похож, как две капли воды, на предыдущий. Всегда было одно и то же: наведение порядка в доме, отстирывание грязных вещичек Никитки, накопившихся за неделю, и приготовление еды на первые три дня после ее отъезда.
Пока была жива мама, отец и, уж тем более, брат, не пили. Нет, конечно, на праздниках и по пятницам без алкоголя не обходилось, но все было в меру и как у всех. Мамы не стало 10 лет назад, и мужчин в семье Григорьевых как подменили. Мама не была властной женщиной. Совсем нет, но с ее уходом из жизни оказалось вдруг, что она была тем стержнем, на котором держалась вся их семья. Иришке было всего 13 лет, когда на ее плечи легла забота об отце и брате. Брат после смерти мамы не сразу начал пить, да и через год Жеку забрали в армию, так что сначала Иришка справлялась только с одним отцом. Когда-то красивый и сильный мужчина за два года превратился в развалину.