Я сообщаю Кубику, что купила билет и спрашиваю какие-то детали про обещанный апарт. Ответа нет несколько дней. Я не обижаюсь, а слегка охладеваю. Ты не считаешь нужным мне ответить? Ладно. Зря я опять отфутболила Глазки – он продолжали писать мне каждый день по несколько раз, даже узнав, что я только что приехала из Турции и там даже ни разу не догадалась позвонить ему. Глазки все еще льют слезы на приготовленный мне в подарок набор из серебра. А впрочем, не зря. Я опять на свободе и могу не тратить драгоценные дни на протухание в знакомых местах, истоптанных взад-вперед и в шлепках, и на длиннющих каблуках. Лелею мысль о том, что, слава богу, не придется обсасывать старые отношения. Свободная, я наконец смогу попасть в Нигде. Туда можно будет завернуть из Кападоккии. Потому что вряд ли из Ниоткуда можно будет потом куда-нибудь добраться. Я бегаю глазами по карте Турции, все чаще косясь на свой мертвый мобильник.
На электронной почте – только одно письмо от Гринпис столетней давности. Просто я смертельно боюсь надписи «у вас нет новых писем», поэтому всегда оставляю одно письмо непрочитанным.
Напротив меня в метро садится девушка. Я смотрю на ее пышные вьющиеся волосы, в ее не такие уж наивные глазки, на налитую грудь, еле скрытую под розовой маечкой, такую грудь не стоит скрывать. Смотрю и не могу оторваться. Вот оно. Вот что не пропустят ни Кубик, ни Кеды, никто. Свою ровесницу. Рядом с этой юностью и грудью гибнет все: и миф о нашем взаимопонимании, и родство душ, и моя сексапильность, и прочая херня. Я вдруг четко осознаю свой возраст, и то, что меня не спасут никакие новые туфли, которые, как назло, лежат у меня в пакете. Я разжимаю руку, и пакет падает на пол. К черту все. Я выхожу из вагона, слыша какие-то крики и суету позади меня. Наверно, девушка решила, что я оставила ей тротильчику на память. Но она мне понравилась.
Теперь вместо sms в телефоне я вижу эту девушку, ее рыжеватые кудри и голубые глаза. Она объяснила мне причину молчания. Я только прелюдия для лучших игроков.
Если я еще раз взгляну в сторону мобильника, то, наверно, сойду с ума. Неужели я снова вернулась в исходную точку, с которой начинала свой спасительный турецкий гамбит??!
А вдруг что-нибудь случилось? Вдруг он лежит в больнице, в коме, под капельницей? Что, если он думал обо мне, сидя за рулем, и проехал на красный свет?! Боже, какая глупость. Боже, что со мной. Он лежит не в больнице, и во рту у него не трубки, а сосок прекрасной груди. А ты жахни еще вина и попробуй успокоиться. Я выпиваю полбутылки и пытаюсь чем-нибудь занять прыгающие руки. Ты гибнешь от того же оружия, которым убивала других.
Пишет Маха. «Знай, что ты единственная!» Прозванивают Кеды. «Забыл обиды, жду тебя canim benim». Я никому не отвечаю, сговорились они, что ли? Зря вздрагиваю от каждого sms. Ставлю пустую бутылку на пол, вот черт, чем же вытереть такое количество слез. Был такой хороший фильм с Симоной Синьоре, она встречалась с молоденьким героем, сначала любовь была взаимной, потом он женился, и она умерла от горя. Погибла на своем авто. Я смотрела кино лет в восемнадцать, мне очень нравилась актриса, и история казалась такой правдивой… Это карма, от которой не сбежишь, ни в Турцию, ни в пустыню Сахару, никуда. Господи, да причем здесь возраст??! Дело вовсе не в этом. Может, он решил, что мне надо оплачивать апарт? Ну, уж если даже отсутствием намека на деньги можно спугнуть мужчину, то это не мужчина. Я и не собиралась жить на его деньги. Удаляю его имя и номер из телефона. Вслед за ним и всех остальных.
Наступает мой день рождения, а ответа все нет. Меня поздравляет неприличное количество народу, все словно сговорились. Побольше турецких развлечений! Любви!
Турция и море – внутри тебя, говорит мой друг, главное, чтобы ты не тратила на это все свои сбережения! Я вдруг понимаю, что наши отношения с Кубиком – это надолго, может быть, на всю жизнь.
Кто-то звонит из Турции по мобильнику, вижу заветный код +90, но номер незнакомый. В телефоне играет моя любимая песня. Ние бильмиерум, садедже сенле мутлуюм – не знаю почему, но счастлив только с тобой. Это же Кубик, я ведь стерла его имя! С днем рождения, кричит он в трубку, подвывая. Я говорю, что приеду такого-то. Да, джаным, ты уже купила билеты?!! Я же писала тебе. Нет, от тебя ничего не приходило! Я очень соскучился. СКУ-ЧААЮ!!!!! Да что у тебя такое с телефоном?!! Я съела от волнения собственное сердце!
Облегченно вздыхаю и шлю краткое сообщение. Действительно, никакого подтвержения о том, что оно в руках у получателя. Нет бы проверить раньше. Дура.
Время от времени пытаюсь представить, что было бы со мной, если б я уехала в Турцию. Насовсем. Наверно, первые два месяца я бы ловила кайф. Нет, три месяца. Три месяца легкости и пустоты в голове.
Потом мне бы очень захотелось черного хлеба. И гречки. Но это ерунда, если учесть, что любимый человек с тобой. В один прекрасный вечер я бы поняла, как мне надоели восточные завывания, которые всегда казались мне верхом песенного творчества. Как только я это пойму, мне захочется немедленно сбежать. Но у меня не будет денег даже на билет в Москву! Потому что в этом чертовом магазине даже в сезон ни на что не заработаешь.
Я начну плакать по ночам в подушку. Бедный Кубик начнет успокаивать меня, и в какой-то момент станет мне противен. Ведь это из-за тебя я бросила свою замечательную работу!!! (которую сейчас так ненавижу) Ведь у меня были деньги!!! У меня было все! Меня ценили и уважали культурные люди! Музыканты! Писатели! Режиссеры! Каждую неделю я покупала себе пару модных туфель или сумку! Я ходила в рестораны! (иногда) А что я делаю ЗДЕСЬ, в этой песочной деревне с единственным кинотеатром в ста километрах отсюда??! И почему НИКТО, никто не читает здесь книг, за исключением турецко-немецких словарей??! Мне не с кем даже поговорить! Я уже ненавижу турецкий язык! Хочу русских задушевных песен и застолий! У меня было столько любимых подруг! Они понимали шутки в отличие от здешних пустоголовых горгон! Я пожертвовала всем из-за одного тебя! И вообще, я уже перегрелась на солнце!!! Мне пора охладиться! крикну я… наверно, в пустоту. Потому что так долго Кубик не будет слушать мое нытье, он заснет, отвернувшись к стенке. А я позвоню Тигре и Ниф нифу. Они привезут мне деньги и я наконец-то вырвусь из заточения. И никогда больше не вернусь в эту жару.
И навсегда останусь одинокой.
В конце концов, это единственный минус в этой ситуации.
А значит, меньшее из зол.
Глазки не выдерживают и недели. Это после того, как я сообщила ему про «башка аркадаш» (другой парень), и наконец, после того, как он сказал, если не хочешь – скажи «не хочу», и я никогда больше не буду тебя беспокоить! Я так и написала: не хочу. По-турецки это одно слово: istemiyorum. Это отбой-пароль, но и он не всегда работает.
Глазки придумывают новую игру. Его mesaj звучит неожиданно: хочешь – пиши, не хочешь – не пиши, хочешь – приезжай, не хочешь – не приезжай.
Хи хи, отвечаю я, вот другое дело! Как поживаешь, canim?
Я теперь не canin, а просто твой знакомый. Mesaj arkadasin.
Ну, раз друг по переписке, то я напишу тебе о том, что в Москве тоже жарко, и я много работаю, а отдыхаю некогда, вот так. Ты, наверно, тоже устал от жары?
Кажется, я зря сказала про отдых. Глазки разозлился не на шутку, так не злятся простые mesaj arkadaslar.
Он понял все по-своему. Я мало отдыхаю – значит, не хочу в Турцию, значит, я никогда не увижу серебро, приготовленное мне в подарок (невелика беда, какая-нибудь цепочка). Ну, работай, работай! (вот язва). Тысячи раз предупреждали меня сами турки, что они не умеют дружить с женщинами. Они умеют только иметь или не иметь.
Можно подумать, это я напрашивалась на переписку.
«Я не понимаю тебя» - пишут Глазки спустя полчаса. «Сейчас ты хочешь веселиться, да?» - «Да!» - «А ты подумала, что будет, когда тебе стукнет сорок?» - «Вот когда мне стукнет сорок, тогда я и приеду к тебе насовсем».