На мгновение мысль о встрече с ней привела меня в полушоковое состояние. Врачи были аналитическими людьми, не так ли?
Возможно, я мог бы объяснить ей свою ситуацию. Мои условия и положения. Все мелким шрифтом.
Мы бы подошли к этому прагматично, с широко открытыми глазами, каждый из которых мог бы что-то выиграть.
Я мог бы дать ей богатство, статус, привилегии. Но не любовь, преданность и все остальное, что сопутствует настоящему партнерству.
Она получила бы и детей, и ей даже не пришлось бы притворяться, что ей нравится, когда в нее вонзается мой огромный член.
Мы могли бы заключить удобное соглашение.
Что-то вроде деловой сделки.
Но другая часть меня, большая часть меня, понимала, что ни одна здравомыслящая женщина никогда не подвергнет себя такому существованию. Во всяком случае, не в свободном мире.
Они все хотели романтических ужинов, отпусков, достойных Instagram, разговоров по ночам, секса при свечах.
Прикосновений.
Прикосновений.
Прикосновений.
Я не мог прикасаться к людям.
Это был мой самый страшный секрет.
Я ненавидел ощущение чужой, липкой горячей кожи на своей собственной. Я не пожимал людям руки. Не хлопал людей по спине, не целовал их в щеки.
Я не обнимался, не прижимался и не целовался.
А секс?
Об этом не могло быть и речи.
От одной мысли о том, что кто-то ляжет на меня сверху, мне становилось не по себе.
Воспоминания о времени, проведенном в ловушке под безжизненной фигурой отца, бились о мою кожу, как кожаный ремень с шипами, каждый раз, когда я задумывался о том, чтобы поцеловать кого-нибудь.
Я решил пощадить крестницу своего отца.
— Нет. — Я разорвал полароид женщины между пальцами, чтобы его кусочки посыпались на пол, как конфетти. — Не интересно.
— Я никогда не надену платье, которое купила для его свадьбы. — Селеста Айи покачала головой и одним глотком опрокинула в себя виски, шлепнув стаканчик о тележку с напитками. — Я должна надеть его только на свидание.
Мама поправила пиджак, просчитывая свой следующий шаг.
Я обнажил зубы.
— Что?
Она стояла, задрав подбородок, костюм был безупречен, ни один волос не выбивался из прически. Но внутри я знал, что она разваливается на части. Каждый день я разбивал ее сердце, просыпался и делал это снова.
— Ты гей? — Это прозвучало на одном дыхании. В нем не было осуждения, скорее отчаяние.
Мольба объяснить прошедшее десятилетие.
Все, что имело хоть какой-то смысл, чтобы она могла понять, почему я не могу найти себе жену.
Должно быть, она годами держала этот вопрос в себе.
— Нет.
Если бы это было так, я бы не был одинок.
— Ты знаешь, что можешь сказать мне…
— Я не гей. Дело не в этом.
— Тогда в чем же дело?
В моей неспособности терпеть тех, кого я не могу использовать или эксплуатировать, не говоря уже о том, чтобы быть с ними ласковым.
— У меня есть стандарты.
— Никто им не соответствует.
— Ну, они не очень общительны. Как и их хозяин.
— До меня дошли слухи. — Мама завязала руки узлом за спиной и отошла к противоположной стене. По обе стороны от нее стояли мои картины Дэмьена Херста и Уорхола. — Что ты был здесь с какой-то молодой женщиной на вечеринке?
Моя челюсть застыла при упоминании этой маленькой беглянки.
— Она — никто.
— Никто, с которой ты провел три часа.
Она оценила меня, вернулась к кофейному столику и достала полароиды из-под чая Айи. Она смахнла конденсат.
Мы были похожи, мама и я, в том смысле, что не терпели недостатков ни в чем.
Мы играли в Го.
Она остановилась. Усмехнулась.
— Это код для чего-то?
— Да. — Я продолжил свое бесцельное путешествие, ища хоть малейшее доказательство того, что мой непрошеный гость действительно вторгся в дом пару ночей назад. — Это код для игры в Го.
Я трогал украшения, документы и мебель. Убедился, что все находится там, где должно быть.
Пока не было похоже, чтобы маленький осьминог угостился каким-нибудь сувениром. Все было на месте, ни на дюйм не выбивалось из общего ряда.
— Я слышала, что она… — Мамины плечи слегка вздрогнули. — Блондинка?
Как ни странно, я даже не помнил цвет ее волос.
Я помнил, что она была бледной.
И что она не была ужасной на вид.
Я не чувствовал, как желчь поднимается у меня в горле, когда мы стояли слишком близко для комфорта.
И что я не отступал назад, когда ее запах проникал в мой организм.
— Да? — Я остановился перед полками за экранами моего стола, осматривая их. — Вполне возможно. Я не обратил на нее внимания. Только на то, что у нее есть две мозговые клетки и она может считаться приличным игроком среди посредственных игроков.