— Только благодаря чуду мы доберемся до центра, чтобы нас не остановили из-за разбитого стекла.
— Скажем, это хулиганы, — сказал Джек. Он повернулся к Вики, которая сидела на руках у матери, и погладил ее по руке. — Теперь ты спасена, Вики.
— Да, — проговорила Джия, улыбнувшись и щекой прикоснувшись к голове дочери. — И все благодаря тебе, Джек.
Джек увидел, что девочка спит.
— Это моя работа.
Джия ничего не сказала. Вместо этого она взяла Джека за руку, а он, посмотрев в ее глаза, не увидел в них больше страха. Остановись, мгновение! Вот так бы на всю жизнь: рядом спокойно и мирно спит Вики, а Джия нежно смотрит на него.
Она закинула голову и закрыла глаза.
— Все действительно кончено?
— Для тебя да. Но я… еще должен кое-что предпринять.
— Это касается женщины, — утвердительно проговорила Джия.
Джек кивнул и подумал о Калабати, которая осталась в его квартире, и о том, что, возможно, происходит с ней. Он попросил Эйба:
— Высади меня у моей квартиры. Ладно, Эйб? А потом отвези Джию домой.
— Но ты не сможешь сам позаботиться об этих ранах! — запротестовала Джия. — Тебе нужен доктор.
— Доктора задают слишком много вопросов.
— Тогда пойдем с нами. Я тебя перевяжу.
— А вот это подойдет. Я приеду, как только закончу свои дела.
Глаза Джии сузились.
— Что же ты должен сделать для нее столь важное, что не может подождать?
— У меня есть кое-что, принадлежащее ей, — он показал на ожерелье, — я должен вернуть это.
— И нельзя повременить?
— Боюсь, что нет. Я взял его без разрешения, а недавно узнал, что оно ей жизненно необходимо.
Джия ничего не сказала.
— Я приеду, как только смогу.
Вместо ответа, Джия отвернулась и подставила лицо под ветер, прорывающийся в незастекленное окно.
Джек вздохнул. Как он мог объяснить ей, что эта женщина, к которой она ревновала, к данному моменту уже, наверное, превратилась в древнюю старуху? Как он мог убедить в этом Джию, если еще сам с трудом верил в это?
Остаток поездки прошел в молчании. Проехав по Гудзон-стрит, Эйб повернул на Восьмую авеню, ведущую к западной части Центрального парка. По дороге им встретилось несколько полицейских машин, но ни одна не была достаточно близко, чтобы заметить отсутствие лобового стекла.
— Эйб, спасибо за все, — сказал Джек, когда грузовик остановился у его дома.
— Хочешь, мы подождем тебя?
— Нет. Возможно, это займет у меня много времени. Еще раз спасибо. Утром я расплачусь с тобой.
— Хорошо, приготовлю счет.
Джек поцеловал в голову спящую Вики и вылез из машины. Он едва мог разогнуться от боли.
— А потом ты приедешь? — спросила Джия, наконец повернувшись к нему.
— Как только освобожусь, — сказал он, обрадовавшись, что приглашение осталось в силе. — Если, конечно, ты не против.
— Не против.
— Тогда приеду не позднее чем через час. Обещаю.
— С тобой правда все будет в порядке?
Джек был благодарен ей за заботу.
— Уверен в этом.
Он закрыл дверцу и долго смотрел вслед отъезжающему грузовику. А потом начался длительный подъем на третий этаж. Но когда он с ключом в руке дошел до двери, его охватили сомнения. Что ждет его за дверью? Ему хотелось, чтобы передняя комната была пуста, а молодая Калабати спала. Тогда он оставил бы оба ожерелья на ночном столике, где она, проснувшись, и обнаружила бы их. А сам бы поехал к Джии. Но это самый простой путь. Калабати узнала бы о смерти брата сама. И в лучшем случае она уйдет прежде, чем Джек вернется домой.
Джек очень надеялся, что все будет именно так. Пусть хоть что-то будет просто сегодня!
Он открыл дверь и вошел в коридор. В квартире было темно, и свет пробивался только из кухни. Слабый отблеск шел из спальни. Все, что Джек слышал, — это дыхание, отрывистое, резкое. Оно доносилось с дивана, к которому Джек и сделал шаг.
— Калабати?
Раздались стоны, кашель и стоны. Кто-то поднялся с кушетки. В смутном свете Джек смог разглядеть сгорбленную фигуру, которая направилась к нему. Он более ощутил, чем увидел, трясущуюся руку, потянувшуюся к нему.
— Дай его мне! — Голос походил на шипение. — Верни его мне!
Ошибки быть не могло. Это Калабати.
Джек попытался было что-то сказать, но почувствовал, что слова застряли у него в горле. Трясущимися руками он расстегнул застежку и снял с шеи ожерелье. Затем вынул из кармана ожерелье Кусума.
— Возвращаю с процентами, — сказал он, бросив оба ожерелья в протянутую ладонь, избегая прикосновения к ней.