— Известно ли вам, профессор, что в день покушения на сеньора Гароди у него находилась одна вещь…
— Какая вещь?
— Так вот, запомните: это и есть самое важное. Сеньору Гароди эта вещь едва ли не стоила жизни и причинит еще немало бед, если все мы будем поступать, как…
Арари и Лакури. Вы меня поняли, профессор?
— Послушайте, Могуена, Мартино, или… как вас лучше называть? Вам не надоело ломать мне голову всякими загадками? Я, кажется, был достаточно терпелив…
Мартино негромко рассмеялся, но тут же лицо его исказилось от боли, и он приложил ладони к вискам. Прошло несколько минут, пока он снова смог заговорить.
— Дорогой профессор, я пригласил вас именно для того, чтобы вы больше не ломали голову над всякими загадками. Очень трудное положение, в котором я сейчас оказался, вынуждает меня обратиться за помощью…
В этот момент дверь в палату приоткрылась, и вошел новый посетитель. Это был профессор Элиас Гароди.
Эваристо Грасильяму и Элиас Гароди были старыми друзьями. Их дружба зародилась еще в колледже. Потом они вместе участвовали в археологической экспедиции Макса Шмидта, производившего раскопки «кухонных куч» возле реки Каракараи, и оба едва не погибли при наводнении. Это сблизило их на всю жизнь.
Эваристо Грасильяму, как и Элиас Гароди, был убежденным холостяком, целиком отдавшимся науке. Увидев входившего в палату друга, Эваристо сразу же забросал его вопросами:
— Ты? Как? Здоров? Зачем сюда?..
— Обо всем по порядку, дружище, не торопись. Только я вышел из больницы, как получил это письмо и сразу же помчался сюда, — сказал Гароди, протягивая распечатанный конверт. Письмо оказалось копией такого же, какое получил и Грасильяму. Друзья вопросительно посмотрели на Мартино, о котором в первые минуты встречи они даже позабыли.
Мартино представился профессору Гароди, извинился за доставленное им беспокойство. Он хотел еще сказать что-то, но в палату вошел старший врач.
— Сеньор, — обратился он к Грасильяму недовольным голосом. — Я разрешил вам свидание не больше двадцати минут, а вы устраиваете здесь чуть ли не научное заседание. Прошу, сеньоры, оставить больного в покое. Он нуждается в отдыхе.
Милости просим завтра!
Смущенные ученые попятились к двери.
— Одну минутку, доктор, — остановил врача Мартино. — Извините, сеньоры. Мне действительно трудно говорить сейчас. Давайте отложим наше свидание до завтра, а пока вам небезынтересно будет познакомиться с тем, что я здесь записал. — И Мартино протянул Грасильяму свой блокнот…
— Ну, что скажешь, дружище, обо всем этом? — спросил Гароди, когда они шли к ближайшей стоянке такси.
— Чрезвычайно странная личность этот Мартино, но он заслуживает серьезного внимания. Кстати, что с тобой произошло, старина? Где Жоан?
Гароди вздохнул и вместо ответа предложил поискать укромный уголок, где можно было бы перекусить и обо всем спокойно потолковать.
— Нет ничего проще: пойдем ко мне в отель, — сразу же согласился Грасильяму, сам нуждавшийся в пище и отдыхе.
Спустя четверть часа друзья находились в гостинице, ожидая, когда слуга подаст обед и бутылку вина, которую Грасильяму предложил распить в честь встречи.
— Со мной произошло чертовски непонятное происшествие, — начал Гароди свой рассказ, по привычке трогая кончиками пальцев надбровья, как бы проверяя, на месте ли мысли. — Я был в музее, захожу в свой кабинет и, к своему удивлению, вижу за моим письменным столом совершенно незнакомого человека. Он держал в руках индейскую книгу, страницы которой сделаны из какого-то неизвестного мне прозрачного материала, со странными рисунками. Об этой пластинке я расскажу тебе позже подробней. Так вот, я вошел в тот миг, когда незнакомец собирался сунуть пластинку в карман. Прежде чем я успел произнести хоть слово, этот джентльмен — если он только заслуживает называться джентльменом — бросился ко мне и, — каков нахал! — ударил по голове моей же собственной палкой. Я потерял сознание и прозрачную пластинку, которую этот негодяй унес с собой. Мне ее чертовски жаль.
Мы с Жоаном только-только собрались заняться разгадкой рисунка и надписей, начертанных на ней… — Гароди тяжело вздохнул. — А бедняга Жоан, дружище, погиб в той воздушной катастрофе, о которой в свое время писали газеты. Он летел к тебе, — грустно закончил Гароди свой рассказ.
— Да, не повезло тебе, старина. И Жоана жаль. Это был многообещающий юноша, — с искренним сочувствием проговорил Грасильяму и, чтобы отвлечь друга от тяжелых воспоминаний, поспешил перевести разговор: