– Обычно я затеваю уборку, когда долго не могу что-нибудь найти, – продолжая очаровательно улыбаться, сообщила она. – Уборка занимает полдня, и еще несколько часов после нее в квартире царит почти идеальный порядок. Но стоит мне только открыть шкаф, чтобы что-то оттуда взять, как все начинается сначала.
Голос у нее был приятный, низкий и мелодичный, а в речи звучал едва уловимый мягкий акцент, наводивший на мысли не о Москве, а почему-то о Прибалтике.
– Понимаю, – бархатным голосом сексуально озабоченного голубя проворковал Быков, – издержки творческой натуры. Я сам не лишен артистической жилки...
– Это уж что да, то да, – едва слышно проворчал себе в бороду Осмоловский.
– Разрешите представиться: Гена, – закончил Быков, намерение которого подбить столичной журналистке клинья было написано у него прямо на лбу большими, светящимися, как реклама ночного клуба, буквами.
– Этот бандит – мой заместитель, Геннадий Олегович Быков, – пояснил доктор Осмоловский.
– О, – сверкая ослепительной голливудской улыбкой, обрадованно воскликнула Антонина Корсак, – я о вас читала!
Аспирант досадливо крякнул и стушевался. Светящаяся надпись у него на лбу погасла, охотничий азарт пропал. Как и предсказывал пять минут назад Осмоловский, статья в "Экспрессе" снискала Гене Быкову громкую славу, но это была не совсем та известность, о которой он мечтал.
– Н-да, – неопределенно произнес Юрий Владимирович, с огорчением убедившись, что интерес журнала "Вокруг света" к возглавляемой им экспедиции вызван глупой шуткой его заместителя, а не иными, более солидными причинами.
– Я вижу, – первой нарушила воцарившееся неловкое молчание гостья, – что вы слегка пострадали от поспешности одного из моих коллег.
– Н-да, – повторил Осмоловский, отметив про себя, что журналистка, слава богу, не так глупа, как ее коллега, о котором она только что упомянула.
Быков еще раз досадливо крякнул.
– Что ты крякаешь, как селезень? – проворчал, адресуясь к нему, Юрий Владимирович. – Открой форточку, дышать же нечем! И позаботься о чае.
– Тотоша, поставь самовар, Кокоша, включи электричество, – пробормотал неугомонный Быков, распахивая настежь форточку.
Гостья ответила на эту цитату непонимающей, вежливой улыбкой, из чего следовало, что Корнея Ивановича Чуковского она в детстве либо не читала вовсе, либо читала, но успела начисто забыть. Быков взял стоявший на электрической плитке чайник, с извинениями протиснулся мимо гостьи к дверям и отправился за водой.
– Шутник, – проворчал ему вслед Осмоловский. – Надеюсь, вы понимаете, что эта статья, – он раздраженно взмахнул газетой, которой до сих пор прикрывал дырку в тельняшке, – плод чистейшего недоразумения. Это просто поразительно, с какой скоростью в наше время распространяются газетные утки. И чем глупее выдумка, тем скорее она разносится по всему свету.
– На то и Интернет, – с улыбкой заметила Антонина Корсак. Если бы не эти круглые очки и не волосы, которые она собирала в тугой пучок на затылке, ее можно было бы с чистой совестью и без малейшего преувеличения назвать настоящей красавицей. Впрочем, даже с очками и строгой "научной" прической она была дьявольски хороша, и профессору приходилось прилагать немалые усилия к тому, чтобы его интерес к женщинам продолжал оставаться сугубо академическим. – Но вы можете не беспокоиться, – продолжала журналистка, – я приехала сюда из Москвы не для того, чтобы искать Святой Грааль. Хотя гипотеза, согласитесь, не только смелая, но и очень заманчивая.
– Да уж, – проворчал Осмоловский, – заманчивее некуда. Я сегодня с самого утра только и делаю, что отмахиваюсь от энтузиастов, которых эта гипотеза... гм... заманила. Слетаются, как мухи на... В общем, как мухи.
– Не расстраивайтесь так. – Антонина Корсак снова улыбнулась, и Юрий Владимирович с удивлением почувствовал, что от ее улыбки ему действительно становится легче. – Кто же верит бульварным газетам?
– Некоторые верят, – возразил профессор.
– Ну, полагаю, мнение таких людей вам безразлично, – заметила журналистка. – Что же касается специалистов, то они, разумеется, воспримут это сообщение именно так, как оно того заслуживает – как забавный казус, вызванный недостатком образования и чувства юмора у моего коллеги.
– Очень на это надеюсь, – вздохнул Юрий Владимирович.
– Можете мне поверить! Газета вышла сегодня, но на интернетовском сайте статья этого... ммм... Андрея Лесного висит уже двое суток. И то, что вас осаждают только восторженные пьяницы да зеваки с неоконченным средним образованием, по-моему, отлично подтверждает мою правоту.
– Вы меня почти успокоили, – сказал Осмоловский. – А...
Дверь распахнулась без стука, и в комнату протиснулся Быков с полным чайником, по закопченным эмалированным бокам которого сползали капельки воды.
– О чем беседа? – бодро поинтересовался он, с лязгом ставя чайник на плиту и до упора отворачивая регулятор.
Плита негромко загудела, и почти сразу на витках спирали зашипела, испаряясь, вода.
– О тебе, шутник, – проворчал Осмоловский. – Вернее, о твоей выходке.
– На самом деле, – предотвратила очередной сеанс его ворчания Антонина Корсак, – меня интересует, насколько достоверны сведения о ваших находках.
– О, с этим полный порядок, – заявил Быков, шумно роясь на полках в поисках заварки. – Находки самые настоящие, без обмана. Интерпретация дурацкая, так это я виноват – не удержался, сболтнул.
– Неужели действительно тамплиер? Настоящий магистр?
– Документов он нам, конечно, не показывал... – начал Быков, но его прервал Юрий Владимирович.
– Помолчи, – сказал он. – Ты и так уже наплел с три короба. Может, будет с тебя хотя бы на некоторое время? Если хотите, – продолжал он, адресуясь к Антонине Корсак, – начнем с самого начала. Скажите, сударыня, насколько вы разбираетесь в вопросе?
– Я, конечно, не специалист, но кое-что читала.
– Ну, для нашего разговора этого хватит, – успокоил ее Осмоловский. – Вот, к примеру, мой заместитель вообще ничего никогда не читал, кроме стихов Корнея Чуковского. Во всяком случае, цитирует он только их. Ума не приложу, как такого приняли в аспирантуру.
– Вы же и принимали, – негромко пробормотал от плиты несгибаемый Быков.
– Это была самая главная ошибка в моей жизни, – не остался в долгу профессор. – Так вот, начнем с надгробия. – Порывшись в том самом ящике, где держал кисет и трубку, он выложил на стол несколько неплохих снимков надгробного камня с могилы крестоносца. – Разумеется, хоронили его местные жители по своему разумению, однако, как видите, постарались, как могли, скопировать... э... европейский стиль. Камень, к сожалению, непрочный, мелкие детали просто стерлись за века, но обратите внимание на изображение креста. Видите вот тут остатки красной краски? И здесь тоже...
– Да, – вглядевшись в снимок, согласилась журналистка, – крест действительно был красный. А красные Кресты на одежду нашивали, если не ошибаюсь, именно рыцари ордена тамплиеров. У рыцарей он был на белом фоне, у рядовых пехотинцев – на черном...
– О совпадении времени захоронения с гонениями на тамплиеров во Франции я говорить не стану, – сказал Осмоловский, с уважением покосившись на гостью, – Геннадий Олегович все это очень подробно изложил корреспонденту "Экспресса", а тот каким-то чудом ухитрился ничего не напутать при пересказе. Хорошая все-таки вещь – диктофон... Словом, это, вне всяких сомнений, тамплиер, а медальон магистра с эмблемой ордена – два всадника на одном коне – не только подтверждает его принадлежность к храмовникам, но и прямо указывает на высокое положение, которое он занимал в ордене.
– Да, – задумчиво повторила Антонина Корсак, – ему действительно было от чего спасаться бегством.
– Ну, рядовым членам ордена вряд ли было многим легче, – возразил профессор. – Арест и заключение в тогдашней тюрьме – это, знаете ли, тоже не сахар. Думаю, многие из них перед смертью успели не раз позавидовать своим предводителям, которые были просто сожжены. А вот, – продолжал профессор уже другим тоном, выкладывая на стол новую серию снимков, – фотографии захоронения после того, как мы его вскрыли.