На самом деле, Стейнейр был очень рад приезду Оливии. Он сильно подозревал, что жена Нармана — которая была одной из самых проницательных женщин, которых архиепископ когда-либо встречал — помогала держать иногда потенциально слишком блестящего для его же блага Нармана концентрированным, и это было очень хорошо. Конечно, в сложившихся обстоятельствах это могло бы само по себе создать несколько дополнительных трудностей.
— На самом деле, Кайлеб, я согласен с твоей оценкой Нармана, — сказал он вслух. — И с оценкой Мерлина, если уж на то пошло. И, в отличие от Мерлина, я настаивал на том, чтобы Жон принял решение. Которое, я мог бы добавить, он мне всё ещё не дал.
— Нет?
Кайлеб откинулся назад, пристально глядя на архиепископа. Короткое молчание показалось значительно более долгим, чем было на самом деле, а затем император поморщился.
— Возможно, он ещё не дал тебе ответа, Мейкел. Однако на этот раз, я думаю, ему придётся это сделать.
«В этот конкретный момент, — подумал Стейнейр, — Кайлеб выглядит очень похожим на своего отца». — В его карих глазах было очень мало юмора, и — что не менее важно — выражение лица Шарлиен было таким же серьёзным, как и у её мужа.
— Я не хочу натравливать моего большого Императорского дракона на Братство чаще, чем это необходимо, — продолжил Кайлеб, — но в данном случае, я думаю, что должен. Они обсуждали это конкретное решение в течение нескольких месяцев. Они начали это задолго до того, как ты уехал в Изумруд, ради Бога, и я не могу позволить этому продолжаться дольше. Я собираюсь настоять на том, чтобы они дали мне решение — сейчас.
Стейнейр долго молча смотрел на обоих своих монархов, затем склонил голову в необычном формальном жесте уважения. Но затем он снова поднял глаза, твёрдо встретившись с ними взглядом.
— Если вы желаете решение, Ваша Светлость, то оно у вас будет, — серьёзно сказал он. — Но вы подумали о последствиях, если Братство согласятся, и всё пойдёт… плохо?
— Мы подумали, — мрачно сказала Шарлиен, прежде чем Кайлеб успел ответить. Стейнейр повернулся к ней, и она ответила ему таким же пристальным взглядом. — Если мы скажем Нарману правду, и окажется, что мы недооценили его реакцию, мы оба знаем, что нам придётся делать, Мейкел. Я молюсь, чтобы до этого не дошло. И если это произойдёт, я уверена, что проведу остаток своей жизни, сожалея об этом и прося прощения у Бога. Но если решение должно быть принято, мы его примем, — она мрачно улыбнулась. — В конце концов, мы столкнулись с такой же возможностью со всеми, кого мы «привели внутрь». До сих пор мы каждый раз «оставались в шоколаде», как любит выражаться Кайлеб. И, честно говоря, отчасти это, вероятно, происходит именно потому, что первый инстинкт Братства всегда заключается в том, чтобы действовать медленно и обдумывать всё как можно тщательнее. Но мы всегда знали, что рано или поздно почти наверняка ошибёмся. И мы всегда знали, какова будет цена этой ошибки… точно так же, как мы смирились с тем, что есть некоторые люди, которым мы никогда не сможем рассказать всю правду.
— Очень хорошо, Ваше Величество. Вы получите свой ответ, так или иначе, сегодня же.
— Как всегда, Харвей, это было восхитительно, — сказала Шарлиен с простой искренностью несколько часов спустя, когда слуги закончили убирать десертные тарелки. — Ты бесстыдно балуешь нас, знаешь ли. Ты и весь персонал. Наверное, именно поэтому мы так вас всех ценим. Спасибо… и, пожалуйста, передайте это госпоже Бар и остальному кухонному персоналу.
— Конечно, Ваше Величество, — согласился сэр Харвей Фелгрейн с улыбкой и глубоким поклоном. Фелгрейн, мажордом дворца, следил за тем, чтобы его организация работала с такой плавной эффективностью, которой могло бы позавидовать любое военное командование… и которой мало кто мог достичь. Учитывая личности приглашённых на ужин императора и императрицы, он взял на себя личную ответственность за сегодняшний ужин, чтобы убедиться, что ничего не пошло не так, и он был явно доволен комплиментами Шарлиен.