— Справедливости ради по отношению к Кайлебу и Шарлиен, Ваше Высочество, у них не было преимущества мгновенной связи до покушения, — отметил Мерлин, и Нарман задумчиво кивнул.
— Вы правы, — согласился он. — И они справлялись почти так же гладко даже до этого, не так ли?
— Да, „они“ справлялись, — довольно сухо сказал Кайлеб. — Что возвращает меня к моему первоначальному вопросу, Ваше Высочество.
— Я не скажу, что это не стало большим сюрпризом, Ваша Светлость, — признал Нарман. — Конечно, я подозреваю, что вы были бы немного разочарованы, если бы этого не произошло! Странно, однако, то, что я не думаю, что это действительно потрясло меня.
— Неужели не потрясло?
В голосе его жены слышалась слабая, но отчётливая дрожь. Он быстро взглянул на неё, и она слегка неуверенно улыбнулась, увидев беспокойство в его глазах.
— Я могу с уверенностью сказать, что меня это потрясло, — продолжила она. — И, — она перевела взгляд на Кайлеба и Шарлиен, — я должна признать, что так же меня это беспокоит. Даже со всеми доказательствами сейджина Мерлина, вы просите нас поверить во многое. Или, возможно, я должна сказать, во многое теперь не верить. Теперь вы говорите не только о «Группе Четырёх». Не только о коррупции в Церкви или о злых людях, искажающих послание Божье. Вы говорите нам, что само это послание — ложь. Что вера, которой мы доверили наши души — души наших детей, — это не что иное, как одна огромная ложь.
«В душе этой женщины есть стальной стержень, — с уважением подумал Мерлин. — Она говорит правду, когда говорит, что шокирована, но она сразу переходит к сути всей истории, к тому, что действительно важно для неё».
— Отчасти это именно то, что говорит вам Мерлин, — ответил Стейнейр, прежде чем кто-либо другой смог это сделать. Она посмотрела на архиепископа, и он печально улыбнулся ей. — Церковь Господа Ожидающего — это ложь, «огромная ложь», как вы только что её назвали, — сказал он. — Но мужчины и женщины, которые создали эту ложь, построили её из фрагментов подлинной веры в Бога. Они украли кусочки правды, чтобы создать ложь, и именно это делало её такой чертовски — и тут я тщательно выбираю термины, Ваше Высочество — правдоподобной так долго. Но, как сказал Мерлин, когда начинал, на самом деле нет такой уж большой разницы между Эриком Лангхорном и «Группой Четырёх». Помимо того факта, что, согласны мы с ним или нет, Лангхорн действительно мог бы утверждать, что само выживание человеческой расы зависело от успеха его лжи.
Глаза Оливии сузились, и Стейнейр пожал плечами.
— Я не буду оспаривать ни единого слова, сказанного Мерлином о Лангхорне, Бе́дард и остальных «Архангелах». Они были массовыми убийцами и, очевидно, страдали манией величия, и то, что они создали, было чудовищем и мерзостью перед Богом. Я сам бедардист, и открытие правды о покровителе моего ордена было одним из самых неприятных событий в моей жизни. Но, кроме этого, Орден Бе́дард сделал огромное количество добра на протяжении веков. Я полагаю, что это переросло во что-то совершенно отличное от того, что имела в виду Адори́ Бе́дард, когда была занята «перепрограммированием» сознания беспомощных, спящих людей, чтобы заставить их поверить в ложь, но я также был вынужден признать, что могу ошибаться в этом. Мы знаем, что сделали она и Лангхорн; мы никогда не узнаем, о чём они на самом деле думали, когда делали это. Я не утверждаю, что благородство их мотивов, если предположить, что они действительно обладали чем-то подобным, оправдывает их действия. Я просто говорю, что мы, как человеческие существа, склонны судить на основе того, что мы понимаем, что мы видим, даже когда мы знаем интеллектуально, что почти наверняка есть вещи, которые мы не понимаем и ещё не видели. Мы делаем это с другими людьми. Мы делаем это даже с самими собой, когда вы подходите прямо к этому. Я думаю, мы должны признать это, Ваше Высочество. И, возможно, мы могли бы попытаться избежать того же самого по отношению к Богу.
Она пристально смотрела на него несколько мгновений, затем медленно кивнула. На самом деле это не было жестом согласия — по крайней мере, пока. Но это была уступка пониманию. Или, возможно, началом понимания.